Психиатр-эксперт, адвокат и американский судебный процесс

В. В. Мотов (Тамбов)

В действующих в США Федеральных правилах представления доказательств (Federal Rules of Evidence) эксперт определяется (п.702 Правил) как лицо, правомочное свидетельствовать по данному вопросу в силу имеющихся у него соответствующих знаний, квалификации, опыта, подготовки или образования. Эксперту, в отличие от свидетеля, разрешается не просто излагать факты, но формулировать свое мнение в форме заключения [1].

Защита и обвинение в Соединенных Штатах имеют равные права представлять экспертов, в том числе психиатров, для подкрепления своих доказательств. В большинстве штатов клинические психологи со степенью PhD [ PhD – Philosophy Doctor – ученая степень, примерно соответствующая степени кандидата наук в России. ] или PsyD [ PsyD – Psychology Doctor – примерно соответствует российской «кандидат психологических наук» ] вправе давать экспертные заключения по тем же вопросам, что и психиатры [2].

Профессиональная подготовка американского судебного психиатра включает в себя, как минимум, четырехлетнюю резидентуру по общей психиатрии (во время которой рабочая нагрузка может доходить до 70 часов в неделю [ Частная коммуникация автора с американскими врачами, проходившими резидентуру попсихиатрии в George Washington University в 2002г. ]), и годичную программу по судебной психиатрии. Частнопрактикующий судебный психиатр чаще всего не является «чистым» судебным психиатром, т.е. он имеет сертификат судебного психиатра, но судебно-психиатрическая практика  - лишь часть его работы (нередко не более 30 - 40%), остальные 60-70% приходятся либо на прием и лечение психиатрических пациентов, либо на преподавание, либо на комбинацию того и другого. В некоторых штатах (в частности, в Канзасе) закон запрещает судебному психиатру давать экспертные заключения о стандарте лечения в делах о субстандартном психиатрическом лечении в том случае, если «лечебный компонент» (т.е. непосредственное лечение психиатрических пациентов) занимает менее 50% его рабочего времени [3]. Таким образом, к примеру, канзасский судебный психиатр, дающий экспертное заключение относительно вопросов психиатрического лечения, обязан быть опытным психиатром-лечебником.

К настоящему времени в федеральных судах США и в 36 штатах [ Из остающихся 14 штатов в 10 бремя доказательства лежит на стороне обвинения, т.е. не защита должна доказать невменяемость, но обвинение вменяемость обвиняемого «вне всяких разумных сомнений» (beyond a reasonable doubt),что является самым строгим стандартом доказательства, соответствующим примерно 90% точности., В 4-х штатах защита на основании невменяемости вовсе отменена (прим. автора). ] бремя доказывания невменяемости возложено на обвиняемого [4]. Это означает, что не штат, но обвиняемый (в реальной ситуации – его адвокат) должен искать и находить психиатра, который согласится провести судебно-психиатрическое обследование обвиняемого за те деньги, которые сторона защиты может предложить, [ Если обвиняемый, психическое состояние которого вызывает серьезные сомнения, не имеет финансовой возможности нанять по своему выбору психиатра для проведения судебно-психиатрического обследования, штат обязан обеспечить ему «доступ к квалифицированному психиатру, который проведет соответствующее обследование и поможет в оценке, подготовке и презентации защиты». Ake v. Oklahoma, 470 U.S. 68 (1985). ] и с помощью которого обвиняемый и его адвокат должны будет доказывать в суде невменяемость обвиняемого. Однако прежде чем получить возможность доказывать свою невменяемость в суде, обвиняемый, как минимум, должен быть способен по своему психическому состоянию участвовать в судебном процессе [ Что касается способности участвовать в судебном процессе, то решая Pare v. Robinson (1966) Верховный Суд США указал, что 14 поправка к Американской Конституции требует, чтобы суды проводили соответствующие слушания относительно способности обвиняемого предстать перед судом всякий раз, когда имеются «добросовестные сомнения» (bona fide doubt) в отношении такой способности.. В отличие от судебно-психиатрического обследования для решения вопроса о (не)вменяемости, для проведения которого в большинстве штатов необходимы желание и инициатива самого обвиняемого, судебно-психиатрическое обследование для установления способности предстать перед судом может быть назначено практически во всех штатах вне зависимости от желания обвиняемого. На судебных слушаниях о способности предстать перед судом бремя доказывания неспособности возлагается на обвиняемого, при этом в 46 из 50 штатов и в федеральных судах применяется самый «нетребовательный» стандарт доказательства – «перевес доказательств», т.е. чуть более 50% достоверности. См. AAPL Practice Guideline for the Forensic Psychiatric Evaluation of Competency to Stand Trial (2007).Стоит отметить, что в этих Практических рекомендациях Американской академией психиатрии и права термины « способность предстать перед судом» (competency to stand trial) и «способность участвовать в судебном процессе» или «способность участвовать в судебных процедурах» (competency to proceed with adjudication) используются как синонимы, с чем, по-видимому, согласятся не все американские юристы. Например, в капитальном (более 1200 страниц) руководстве по психиатрии и праву Law and the Mental Health System. Civil and Criminal Aspects. 3rd Ed.,West Group, St. Paul, Minn, 1999 его авторы – профессора права R Reisner, C. Slobogin и ст. преподаватель права A. Rai определенно разделяют эти понятия. Они полагают, что способность участвовать в судебном процессе или способность участвовать в судебных процедурах (competency to proceed) включает в себя и способность предстать перед судом (competency to stand trial), т.е. способность участвовать в судебном процессе на стадии установления вины, и способность быть приговоренным (competency to be sentenced), т. е способность понимать судебные процедуры и помогать своему адвокату на стадии вынесения приговора, и, например, способность участвовать в процедуре замены пробации реальным наказанием (capacity to probation revocation proceedings) См. стр. 930, 935 Руководства. ]. В одних штатах стандарт доказательства невменяемости – «ясное и убедительное доказательство» (cleаr and convincing evidence), уровень достоверности и степень очевидности которого оцениваются примерно в 75%, в других – «перевес доказательств» (preponderance of the evidence) т.е. доказательство с очевидностью чуть более 50% [5]. Если защита нанимает психиатра для проведения судебно-психиатрической экспертизы, обвинение, как правило, делает то же самое. Основное соображение, которым руководствуются стороны при выборе экспертов  - судебно-психиатрическое заключение и последующие показания эксперта в суде должны усиливать позицию стороны. Результат – реально состязательный судебный процесс [ Как отмечается в комментарии к параграфу 4 Этических рекомендаций для практики судебной психиатрии Американской академии психиатрии и права, «состязательный характер большинства судебных процессов создает дополнительные трудности для судебно-психиатрической практики. Психиатры, будучи наняты одной стороной в гражданском или уголовном деле, подвергаются риску формирования у них неумышленной предвзятости и опасности искажения своих заключений. Обязанность психиатров – минимизировать такие опасности, действуя честно и стремясь к объективности заключений» См.American Academy of Psychiatry and the Law Ethical Guidelines for the Practice of Forensic Psychiatry (IV. Honesty and Striving for Objectivity, Commentary), Adopted May, 2005, http://www.aapl.org, доступ 12 февраля 2010 ].

Взаимодействие судебного психиатра и адвоката

Желая нанять судебного психиатра, адвокат, обычно, звонит ему по телефону и кратко излагает суть дела и вопросы, на которые он хочет получить ответ. Реже - посылает письмо или e-mail (информацию о судебных психиатрах можно найти в имеющемся в каждом штате реестре экспертов штата, профессиональных журналах, на специализированных интернет-сайтах и т.д.). Если психиатр дает предварительное согласие, он направляет адвокату по факсу или по электронной почте копию своего curriculum vitae, если отказывается от предложения - обычно рекомендует кого-то из коллег.

Если адвокат удовлетворен полученной информацией о профессиональной подготовке эксперта, подписывается договор о найме, в котором, в частности, указывается ставка почасовой оплаты [ В беседах с американскими коллегами на 162 съезде АПА в Сан-Франциско (май 2009г) назывались цифры в пределах $ 200  - $700, в зависимости от характера дела, квалификации эксперта и т.д. (прим. автора). ] (час работы психиатра в суде стоит дороже, чем час психиатрического обследования или работы с документами), размер предварительного гонорара и ряд др. условий. В выпущенных в 2007г. Американской академией психиатрии и права Практических рекомендациях для судебно-психиатрической оценки способности предстать перед судом, находим следующий параграф: «Психиатру, выполняющему функции эксперта, следует прояснить соглашение об оплате с нанимающим его адвокатом до начала судебно-психиатрического обследования. Если для поддержки заключения необходимы консультация психолога, исследования с применением методов визуализации или лабораторные тесты, психиатру, прежде чем договариваться с соответствующими специалистами об их проведении, следует обсудить потребность в таких исследованиях с нанявшим его адвокатом … Психиатрам не следует проводить обследование для определения способности испытуемого участвовать в судебном процессе (как и любое другое судебно-психиатрическое обследование) на основе «оплаты за результат», т.е. когда размер оплаты зависит от результата экспертизы или судебного решения по данному делу. Хотя оплата в зависимости от результата может быть подходящей в случае адвокатов, подобного рода соглашения об оплате могут подорвать объективность психиатра и являются неэтичными» [6].

Необходимую для экспертизы документацию эксперт запрашивает у нанявшего его адвоката. Эксперт защиты до начала непосредственного обследования подзащитного обязан получить его информированное согласие. В случае, когда экспертизу назначает суд, эксперту нет необходимости получать информированное согласие испытуемого [7].

По завершении обследования психиатр встречается с нанявшим его адвокатом и сообщает ему свое мнение по интересующим адвоката вопросам. Свое заключение он излагает пока что устно. Если оно не вписываются в разработанную адвокатом стратегию защиты, адвокат может отказаться от услуг данного эксперта и, оплатив проделанную им работу, нанять другого. Если же выводы эксперта подкрепляют, усиливают линию защиты, адвокат предлагает эксперту начать готовить письменное заключение. При этом он может просить представить заключение в окончательном виде лишь тогда, когда он (адвокат) об этом дополнительно сообщит - к готовому экспертному заключению получает доступ противоположная сторона, а слишком раннее ее ознакомление с результатами экспертизы может подорвать выбранную адвокатом линию защиты.

За несколько дней до судебного слушания эксперт, обычно, проводит встречу со своим адвокатом: обсуждаются наиболее уязвимые места экспертного заключения, «репетируются» ответы эксперта, как на конкретные вопросы «своего» адвоката, так и предполагаемые вопросы адвоката противоположной стороны, разрабатываются способы противодействия приемам, которыми последний ранее пользовался с целью дискредитации экспертных заключений, анализируются демографические данные и уровень образования присяжных, манера ведения дел данным судьей, информация о параметрах судебного зала, наличии микрофона и т.д. [8].

Психиатр-эксперт в суде

Информациею о дате, времени и месте суда эксперт, обычно, получает от нанявшего его адвоката. Явившись в назначенное время (судебное заседание, обычно уже идет, и адвокат находится в зале суда), эксперт сообщает о своем прибытии запиской адвокату или непосредственно секретарю судьи, после чего ожидает вызова в коридоре или комнате для присяжных.

Получив от судебного пристава разрешение войти, сразу направляется к месту для дачи свидетельских показаний, где приводится судебным приставом к присяге (принимает на себя обязательство говорить в суде только правду). Далее суд приступает к рассмотрению вопроса о допуске эксперта в качестве «эксперта» в судебном смысле этого слова или эксперта по данному делу. Эксперт должен быть квалифицирован судом как «эксперт» в каждом деле заново. Не имеет значения, сколько раз он выступал в судах в качестве эксперта прежде, из данного правила нет исключений.

После заслушивания СV и другой информации, имеющей отношение к профессиональной подготовке эксперта, судья задает вопрос адвокату противоположной стороны, признает ли он данного доктора в качестве эксперта в данном деле. В случае отказа, судья приглашает адвокатов сторон к своему столу и in private обсуждает с ними основания для сомнений в компетентности эксперта. Если возражения снимаются, судья объявляет о допуске данного психиатра в качестве эксперта. В противном случае судья может принять решение о непризнании данного психиатра экспертом в данном деле (насколько мне известно, подобное - маловероятно, по крайней мере, в отношении сертифицированных психиатров с действующей лицензией) и психиатр должен покинуть зал судебных заседаний, а сторона, его пригласившая, искать нового эксперта [9].

Прямой допрос

После решения вопроса о допуске, начинается допрос эксперта «своим» адвокатом или «прямой допрос» (direct examination). Цель – представить результаты экспертизы в наиболее понятной для присяжных форме, последовательно, логично и убедительно.

В ходе прямого допроса задавать эксперту наводящие вопросы запрещается [10]. На прямом допросе эксперт, обычно, не испытывает каких-либо затруднений, поскольку и характер вопросов, и содержание ответов обсуждались с адвокатом заранее. Основной вопрос, который будет задан эксперту на данной стадии – сформировал ли он свое экспертное заключение по исследуемым вопросам «с надлежащей медицинской определенностью» (reasonable medical certainty). Как отмечают Resnick и Knoll (2007), определение термина «надлежащая медицинская определенность» варьирует в зависимости от юрисдикции. Во многих штатах это просто означает «более вероятно, чем нет» [11].

«Присяжным следует сказать то, что им необходимо знать, но не все, что Вы знаете»,- продолжают Resnick и Knoll и напоминают, что примерно через 20 минут после начала ответов эксперта, внимание присяжных начинает рассеиваться, а потому рекомендуют говорить в энергичной манере, кратко, просто, чаще использовать ответы, состоящие из одного слова, при этом держаться уверенно, с достоинством и, в то же время, скромно.  [12]. Что присяжные хотят от эксперта более всего, так это то, чтобы его показания имели вид относящегося к делу и основанного на фактах рассказа, излагаемого ясно и недвусмысленно, в искренней и уважительной манере и не вызывающего ощущения скуки [13].

Правильно выбранная экспертом одежда может компенсировать возможное предубеждение присяжных в отношении пола, расовой принадлежности, возраста эксперта. «Одевайтесь как на похороны, но надейтесь, что не Ваши»,- шутливо советует канадский коллега J. Thomas Dalby [14].

По мнению Gutheil (2000) , компоненты, внушающие присяжным доверие к экспертным показаниям, включают в себя визуализацию презентации (диаграммы, таблицы и т.д.), описательный стиль изложения, адаптацию языка эксперта к уровню понимания присяжных, избегание прямой критики показаний эксперта противоположной стороны  [15].

Cramer, Brodsky and DeCoster (2009), показали, что степень уверенности эксперта в себе не имеет прямой связи со степенью доверия к нему присяжных и наиболее эффективный эксперт может не быть наиболее уверенным в себе. Они также идентифицировали следующие вербальные и невербальные факторы, повышающие убедительность экспертной презентации и поддающиеся улучшению в процессе подготовки эксперта к выступлению в суде: твердый голос, ясность речи, плавный, умеренный ее темп, повествовательный стиль, готовность признать не «абсолютную», но «разумную» достоверность своих выводов, хорошая осанка, сдержанность, уравновешенность, устойчивый зрительный контакт, внимание к вопросам, ответы по существу вопроса, адекватная организация информации, относящейся к образованию и профессиональной подготовке эксперта [16].

Перекрестный допрос

Доброжелательная атмосфера прямого допроса резко меняется, когда начинается допрос эксперта адвокатом противоположной стороны или перекрестный допрос (cross-examination).

Как заметил cудья Верховного Суда США White в своем особом мнении в деле United States v. Wade (1967): «Aдвокат защиты не имеет… обязательства устанавливать или предъявлять правду… Если он способен сбивать с толку свидетеля, даже говорящего правду, или представлять его в невыгодном свете, неуверенным или нерешительным, это будет его обычной линией поведения… адвокат защиты будет подвергать перекрестному допросу свидетеля обвинения и оспаривать, если может, его показания даже тогда, когда полагает, что свидетель говорит правду, точно так же, как он будет пытаться опровергнуть свидетеля, который, по его мнению, лжет….В рамках нашей модифицированной состязательной системы и обязанностей, возложенных на уважаемого адвоката защиты, мы одобряем или требуем [от адвоката] поведения, которое часто имеет мало, если имеет вообще, отношения к поискам правды» [17].

Опытный эксперт знает, что адвокат противоположной стороны в течение многих часов внимательно читал не только настоящее и прежние экспертные заключения, но и его книги, научные статьи, публикации в СМИ, пытаясь найти неточности, противоречия, ошибки. Так же внимательно изучал адвокат и персональную информацию об эксперте (CV, Web-сайт эксперта и т.д.), надеясь обнаружить нечто, имеющее потенциал дискредитировать эксперта в глазах присяжных.

Цель адвоката на перекрестном допросе – убедить присяжных в необоснованности, ненадежности, внутренней противоречивости экспертного заключения, подорвать доверие к информации, полученной в ходе прямого допроса эксперта. Используемая им тактика нередко укладывается в старое известное в юридической среде изречение: «Если перед вами факты, оспаривайте факты. Если перед вами закон, оспаривайте закон. Если нет ни того, ни другого, просто спорьте» [18].

Тревога и стресс, продуцируемые атмосферой перекрестного допроса, могут привести неопытного коллегу в состояние близкое к смятению. Остро ощущая одновременно и собственную неспособность сформулировать ясный ответ на заданный вопрос, и потребность сказать хоть что-то, эксперт может начать «пустословить» (в надежде, что если не какое-то одно слово, то их совокупность окажется полезной), при этом, его речь, по замечанию T. Gutheil, временами может напоминать речь человека с нарушениями мышления [19]. Анализируя ответы психиатров-экспертов на перекрестном допросе, Gutheil пишет: «Иногда эксперты полагают, что их роль заключается в том, чтобы противоречить и не соглашаться с любым вопросом в ходе перекрестного допроса, как будто «хорошие показания» означают никогда не говорить «да» противоположной стороне… К тому же некоторые эксперты ведут себя в процессе дачи показаний так, что создается впечатление, что они скорее бы умерли, чем сказали: «Я не знаю» [20].

Впрочем, перекрестный допрос – серьезное испытание не только для начинающего судебного психиатра. Dr. Elizabeth Loftus – профессор психологии и права Калифорнийского университета (Irvine), почетный доктор ведущих университетов Великобритании, Голландии, Норвегии, Израиля. Она входит в число 100 выдающихся психологов XX века по версии Review of General Psychology (общее место 58-е, среди женщин-психологов – первое) и считается крупнейшим специалистом в области исследований человеческой памяти [21]. 26 октября 2006г. прокурор Patrick Fitzgerald подверг ее перекрестному допросу (в качестве эксперта защиты) в деле по обвинению Lewis Libby (бывший помощник президента США Джорджа Буша и бывший руководитель администрации вице -президента США Чейни) в лжесвидетельстве и препятствии отправлению правосудия. Цитата из газеты “The Washington Post”: «Когда Fitzgerald получил возможность провести перекрестный допрос Loftus в отношении полученных ею данных [о том, что многие потенциальные присяжные не представляют себе реальных границ человеческой памяти], он заставил ее заикаться, объясняя свои собственные работы и опровергать свои прежние утверждения. Цитируя несколько ее публикаций, сносок и работ ее коллег, Fitzgerald заставил Loftus признать, что методика, которой она время от времени пользовалась на протяжении своей долгой академической карьеры была ненаучной, что ее выводы в отношении памяти были противоречивы и что она, к выгоде защиты, преувеличила цифровые данные и результаты своего исследования присяжных в округе Колумбия. Когда Fitzgerald нашел в одной из ее книг строку, породившую сомнение в отношении исследования, которое она цитировала в суде, Loftus ответила: «Не понимаю, как я могла не обратить внимания на эту строку».

«Мне нужно было перепроверить это»,- сказала Loftus, когда Fitzgerald процитировал строку из ее книги, в которой преувеличивались [цифровые показатели] ее собственного исследования, и из которой следовало, что «большинство присяжных» рассматривают память как эквивалент воспроизводящейся видеозаписи. Между тем в ее оригинальном исследовании было показано, что подобное справедливо лишь для [психо]травмирующих событий, но даже в этом случае лишь 46% потенциальных присяжных полагали, что процесс воспроизведения событий в памяти можно сравнить с воспроизведением видеозаписи. Было несколько моментов, когда Loftus казалась полностью застигнутой врасплох Fitzgerald и в зале суда возникала очень неловкая тишина. Один из таких моментов случился, когда Loftus утверждала, что никогда не встречалась с Fitzgerald прежде. Тогда он напомнил ей, что ранее он уже подвергал ее перекрестному допросу, когда она выступала в качестве эксперта защиты, а он был обвинителем, представлявшим офис Нью-Йоркского прокурора» [22].

Квалифицированный адвокат, обычно, формулирует свои вопросы эксперту таким образом, чтобы как можно более сузить границы, внутри которых должен находиться предполагаемый ответ; при этом он стремится не только свести к минимуму влияние эксперта на присяжных, но и рассказать историю обвиняемого в выгодном для стороны свете. Один из методов, с помощью которых адвокат противоположной стороны пытается контролировать эксперта – настойчивые требования, отвечать на вопросы лишь «да» или «нет». У эксперта, однако, есть право отказаться делать это, т.к. он присягал говорить в суде «правду, одну только правду и ничего, кроме правды» и обратиться к судье, если ведущий перекрестный допрос адвокат ограничивает его возможность отвечать на заданный вопрос [23].

Адвокат может предпринять попытку подорвать доверие присяжных к эксперту разными способами: начинающего коллегу он может пытаться дискредитировать, указывая на его недостаточный экспертный опыт, или, что ему, например, не удалось получить с первого раза сертификат специалиста; эксперта с большим опытом – утверждениями, что частые приглашения сторон свидетельствуют об его умении выгодно продать себя. Эксперту, например, может быть задан, с точки зрения российского судебного психиатра, «естественный» вопрос, является ли он профессиональным экспертом. В Америке, однако, словосочетание «профессиональный эксперт» ассоциируется с термином «hired gun» (в дословном переводе - что-то вроде «наемного убийцы»), обозначающим морально коррумпированного специалиста, получающего преобладающую часть своего дохода от экспертной работы и выступающего в большинстве случаев, либо только как эксперт обвинения, либо – только защиты, который востребован не потому, что наиболее квалифицирован и беспристрастен, а потому, что «торгует справедливостью», принося ее в жертву интересам нанявшей его стороны. Resnick и Knoll советуют эксперту, получившему такой вопрос, отвечать: «Моя профессия – психиатр. Так случилось, что меня часто просят выступать в качестве эксперта по психиатрическим вопросам» [24].

«В случаях проявления явного неуважения (что редко), как например: «Я вижу, вы практикуете всего лишь 2 года» или, когда к женщине – врачу обращаются «госпожа», а не «доктор», не обращайте внимания и будьте вежливы. Суд поймет, кто проявляет достоинство, а кто демонстрирует неуважение. Я видел судей, которых возмущала такая тактика и они ставили на место адвокатов, проявляющих неуважение к эксперту [ В 1994г. в деле по обвинению Alex Hugh в умышленном убийстве, обвинитель Mr. Zawada на перекрестном допросе эксперта защиты заявил, что последний сфабриковал диагноз психического заболевания, т.к. защита оплачивает его работу, и что психиатры - эксперты помогают преступникам избежать наказания. На поведение обвинителя была подана жалоба, и дисциплинарная комиссия Американской коллегии адвокатов вынесла решение о наложении дисциплинарных санкций на Mr. Zawada. Верховный Суд штата Аризона, рассматривая адекватность санкций дисциплинарной комиссии (In re Zawada, 92 P.3d 862 (Ariz. 2004), решил, что Mr.Zawada должен быть временно отстранен от работы, а после ее возобновления, ему должен быть установлен испытательный срок, кроме того, он должен прослушать обязательный 15 часовой образовательный курс о том, как юристу следует использовать экспертное заключение и реагировать на показания эксперта в суде, и оплатить расходы, связанные с проведением в отношении его дисциплинарных процедур. См. J. Farrell, S. Tisza: Forensic Ethics. Suspension and other Sanctions Imposed on an Arizona State Prosecutor Who Showed Disrespect for and Prejudice against Mental Health Experts during Trial.J Am Acad Psychiatry Law 33:405-406 (2005). ]. Если юрист вынужден прибегать к подобной тактике, он, либо неквалифицирован, либо не имеет возразить что-либо по существу Вашего заключения. Трудно оставаться невозмутимым, когда Вас назойливо раздражают, но просто помните, что Вы в суде не один» [25].

В попытке продемонстрировать предвзятость эксперта, адвокат противоположной стороны может задать вопрос об оплате. «Будучи спрошен, сколько ему заплатили за его показания в суде в качестве эксперта, эксперт может ответить: «Мне платят не за мои показания. Мне платят за мое время, как и другим профессионалам, присутствующим в зале суда» [26].

Участие психиатра в разных делах то в качестве эксперта обвинения, то - защиты, уменьшает вероятность предъявления претензий о наличии предвзятости.

По завершении перекрестного допроса эксперта «свой» адвокат получает возможность задать эксперту дополнительные вопросы (если они у него появились), т.е. проводится повторный прямой допрос. Вопросы, задаваемые на повторном прямом допросе, могут касаться лишь той порции информации, которая получена в ходе перекрестного допроса. После повторного прямого допроса могут, в свою очередь, возникнуть дополнительные вопросы у «чужого» адвоката, и судья может разрешить подвергнуть эксперта повторному перекрестному допросу, но, опять-таки, в отношении лишь той информации, которая получена на повторном прямом допросе. Допросы, таким образом, становятся короче и короче.

До того как эксперт покинет свое место, судья может задать ему вопросы сам. Некоторые судьи практикуют это, другие оставляют все вопросы на усмотрение адвокатов сторон. Если вопросов нет, судья благодарит эксперта и отпускает его. Эксперт сразу покидает зал суда. При этом он не должен останавливаться и разговаривать со своим адвокатом или задерживаться, чтобы посмотреть как будут далее развиваться события, поскольку и то и другое наводит присяжных на мысль о чрезмерной заинтересованности эксперта в результатах дела [27].

Заключение эксперта в эпоху еvidence-based practice*

* Встречаясь в англоязычных публикациях с терминами evidence-based medicine, evidence- based practice, evidence-based что-то еще, человек, для которого английский - не родной язык (как в моем случае), обычно относится к ним нейтрально, не испытывая ни отвращения, ни удовольствия. Между тем переводимые дословно, как «медицина, основанная на доказательствах» или « доказательная медицина» и «практика, основывающаяся на доказательствах» или «доказательная практика», и в таком виде употребляемые здесь, в России, эти неуклюжие словосочетания, насколько знаю из бесед с коллегами, для многих - Оруэлловский «новояз» в действии

«В начале 1990-х гг.,- пишут Glancy и Saini в своей статье, опубликованной в последнем номере Журнала Американской академии психиатрии и права, - произошли два отдельных, но равных по значимости события, каждое из которых изменило взаимоотношения между судебной психиатрией и правом. Daubert v. Merrell Dow Pharmaceuticals, Inc. [ Подробнее об этом деле ниже в тексте статьи. (прим. автора) ] (1993) и научно обоснованная практика - НОП (evidence-based practice), - оба появились как элементы, стимулирующие выявление и использование в процессе выработки судебных решений лучшего из имеющихся научных доказательств. Оба подчеркивают необходимость тщательной оценки исследовательских методов, подкрепляющих доказательства, до того как результаты [полученные с помощью этих методов] могут быть экстраполированы на определенную юридическую (Daubert) или практическую (НОП) ситуацию. Более того, оба события вызвали сдвиг в направлении прозрачности процедур, используемых для ответа на научные вопросы... Научные знания могут быть получены с помощью систематических обзоров, рандомизированных контролируемых исследований, исследования качественных показателей, когортных исследований, изучения методом: случай – контроль, неконтролируемых исследований или с помощью экспертного сообщества. Научные доказательства, далее, могут быть дифференцированы в отношении их качества, значимости, надежности, точности и воспроизводимости результатов… Daubert и НОП применяются ко всем типам научного знания и доказательствам любого уровня» [28].

Дело Daubert v. Merrell Dow Pharmaceuticals – одно из наиболее известных американским судебным психиатрам. Jason Daubert and Eric Schuller, матери которых в период беременности употребляли противорвотный препарат Bendectin, родились c дефектами конечностей. Они и их родители подали иск против Merrel Dow – фармацевтической компании - производителя Bendectin. Нанятый фармкомпанией эксперт представил в суде документы, свидетельствующие, что в научных публикациях нет каких-либо данных о связи Bendectin c врожденными дефектами. Эксперты истцов привели сведения о тератогенных свойствах Bendectin, полученные в результате химического структурного анализа, лабораторных исследований на животных, а также на основании неопубликованного и не подвергавшегося рецензированию повторного анализа научных публикаций по теме. Суд решил, что эти доказательства не соответствуют Frye-тесту  - стандарту, регулировавшему с 1923г. допуск научных данных в качестве доказательства в американских судах, в соответствии с которым научная техника или методика, на которую опирается эксперт при подготовке своего заключения, должна быть общепризнанной среди ученых соответствующей области. Вынесенное в пользу фармацевтической компании судебное решение было обжаловано истцами. Федеральный окружной апелляционный суд подтвердил решение суда первой инстанции. В 1993г. дело принял к рассмотрению Верховный Суд США.

Верховный Суд отменил решение апелляционного суда, указав, что в соответствии с Федеральными правилами представления доказательств «общепризнанность» не является необходимым условием для допуска научных данных в качестве доказательства в федеральных судах и направил дело на новое рассмотрение.

В своем решении по этому делу Верховный Суд США возложил на судей первой инстанции функции «контролеров», обязанных внимательно анализировать экспертные заключения (прежде чем допустить подготовивших эти заключения экспертов давать показания и объявлять свои выводы в зале суда) и «отсеивать» те, которые не имеют твердой научной основы. Суд также сформулировал ряд критериев, которыми должен руководствоваться судья, решая подобные вопросы. В частности, судья обязан выяснить, (1) поддаются ли проверке теории и методы, на которых эксперт основывает свои выводы, (2) подвергались ли эти теории и методы профессиональной экспертизе и были ли опубликованы, (3) в отношении определенных научных методик  - известен ли их потенциальный коэффициент ошибок и существуют ли стандарты, регулирующие их применение, а также (4) степень признания в научном сообществе, к которому данная теория или метод имеют отношение [29].

Эти сформулированные Верховным Судом США критерии, известные как критерии Daubert, в сущности, есть применение evidence-based practice к судебной ситуации. К настоящему времени ими пользуются судьи в большинстве штатов при решении вопроса о допуске экспертного заключения (в том числе судебно-психиатрического) в качестве доказательства в суде.

Признательность

Я благодарен Richard A. Ratner, MD - клиническому профессору психиатрии в медицинской школе университета Джорджа Вашингтона и адъюнкт профессору в Национальном центре права Джорджтаунского университета, Вашингтон, округ Колумбия за консультации, которыми я пользовался при подготовке данной статьи.