О статье З.И. Кекелидзе, М.А. Ларцева, А.В. Милёхиной, Л.В. Поляковой «Биографическая амнезия (сообщение 1)»

Критический реферат

З.И. Кекелидзе, М.А.Ларцев, А.В. Милехина, Л.В.Полякова. Биографическая амнезия. Сообщение 1. Российский психиатрический журнал №4, 2008, с. 42-48.

О загадочной проблеме «неизвестных», забывших собственную личность, психиатры и широкая публика знают главным образом из СМИ, телешоу «Жди меня» и паранаучно-популярного телефильма «Люди со стертой памятью», периодически повторяемого в связи со своей сенсационностью.

. Речь в нем идет об исследовании таких пациентов из московской ПБ №7 с участием главврача Э. Федина, зам. директора по науке ГНЦ СиСП им. Сербского проф. З.И. Кекелидзе, парапсихолога Е.Г. Русалкиной (вдовы академика Игоря Смирнова, специалиста по парапсихологическим и психотронным воздействиям на человека) и др.

Этот фильм убеждает нас, что такие лица стали появляться в России в последние 10 лет. Они обычно доставляются в психиатрические больницы и лечатся там [ В столице таких потерявших память о своей личности граждан доставляют на Потешную улицу в Московскуюпсихиатрическую больницу №7 ], однако психически здоровы. У них имеется лишь невиданное раньше расстройство памяти, т.н. «атипичная» или «биографическая» амнезия. Показано несколько таких пациентов.

К примеру, «Роман», который никак не вспомнит себя. Но однажды был взволнован увиденным во сне сюжетом «девочка и папа». С тех пор расстроен. «Как увижу по ТВ детей, у меня сердце ноет». И продолжает терзаться: «Кто Я?».

Или «Олег», который забыл, кто он. Помнит только последний отрывок «…какой-то город, вокзал. На нем только окончание названия города – «…инск». А дальше фантастический бред: что его обезволили, привезли в какую-то операционную, куда вошел хирург в камуфляже, в хирургической маске. «Олега» приковали наручниками к операционному столу. Он сразу понял, что этот в камуфляже – «главный», и что над ним будут производить опасные неизвестные опыты. Но «главный» ему сказал, что все, что с ним сейчас будут делать, его не касается. И начали что-то вводить в организм, сначала будто очищали организм, потом вводили какие-то вещества. И он то ощущал «рези в почках», то сзади в спине «под сердцем какие-то уплотнения». Потом его 2 года удерживали в плену и угрожали убить его родственников, если он удерет. Но он всё-таки сбежал, хотя за ним 4 дня гнались с собаками. Затем еще 2 года бродяжничал в Новосибирске. И лишь потом, узнав, что в Москве занимаются такими же, себе неизвестными людьми, пешком добрался до столицы и этой больницы.

Кажется, что в этом случае бред очевиден? Но проф. Кекелидзе заявляет, что верит рассказу «Олега», и не просто так верит, а знает по научным признакам, которые позволяют ему отличать рассказы пациентов о действительно происшедшем от всяких там фантазий и выдумок.

А дальше эти ужасы закрепляет сюжет (не уступающий бреду «Олега») – о психотронном оружии, тайно разрабатывавшемся в психофизиологических лабораториях КГБ СССР при финансовой поддержке Минатоммаша и других стратегических государственных структур. Пожилая женщина с экрана подтвердила, что в психофизиологической лаборатории КГБ разрабатывали такое оружие, и она в этом участвовала, но только это – государственная тайна. Потом показали какого-то офицера из Сибири или с Урала, новоявленного «инженера Гарина», изобретшего свой «гиперболоид», вызывавший с помощью магнитных волн столь неодолимый сон, что при облучении целого города его население тотчас заснуло бы.

Вот такие вот оккультные дела творились в СССР! И не только в СССР. Сюда же приплели и пресловутый оккультизм Гитлера и его мага-оккультиста, которого хотели похитить и использовать в Советском Союзе. Но…не удалось.

А потом, в 1991 СССР развалили, а с ним развалился и КГБ вместе со всеми своими оккультными разработками. И куда делись эти изобретения по психотронному оружию, теперь можно только гадать. Но именно с этого времени появились загадочные, забывшие себя люди.

Вкратце заключение паранаучного фильма о «лицах со стёртой памятью» следующее:

• полное исключение шизофрении и др. психических заболеваний, констатация психического здоровья;
• вера в реальность кем-то «стёртой памяти», превращения человека в робота, послушного злой чужой воле; его одержимость тайно введенным, неосознаваемым кодом, программой с непредсказуемыми последствиями.

После такого «промывания мозгов» неудивительно, что мнение о психическом здоровье «лиц со стёртой памятью» разделяется многими психиатрами. Удивительно другое, что психиатры, считающие этих «неизвестных» психически здоровыми, продолжают лечить их и исследовать в психиатрических клиниках [ Если встать на точку зрения психиатров, считающих «забывших себя лиц» психически здоровыми, то приходится только удивляться, зачем они, выходя за рамки своей профессиональной компетенции, упорно лечат таких пациентов в психиатрических больницах и в Центре судебной и социальной психиатрии им. Сербского с явным нарушением «Закона РФ о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании»? Ведь для госпитализации в психбольницу необходимы как минимум два условия: первое – это наличие психического заболевания; второе – компетентное, т. е. понимающее согласие самого пациента, обеспечивающее принцип «добровольности», принятый в цивилизованных странах. А что здесь? Первое условие отметается с порога самими учеными и психиатрами. А второе исключается вследствие отсутствия самого субъекта права. Ведь, как только встает законный вопрос, а кто именно дает согласие на госпитализацию в психбольницу, то на него не может ответить никто, включая самого себе неизвестного. Вот юридический казус и психиатрический парадокс нашего времени.Ну, а что же делать, когда нельзя по Закону уложить пациента в психиатрическую лечебницу добровольно?  – В таких случаях ст. 29 «Закона о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» предписывает госпитализацию в ПБ в недобровольном порядке. Но по ее условиям, необходимо наличие тяжёлого психического расстройства и обоснованное врачебной психиатрической комиссией письменное обращение в районный суд, который и решает этот вопрос в открытом заседании с психиатрами и пациентом, давая разрешение на недобровольную госпитализацию или отказывая в нем и предписывая немедленную выписку. Но ничего этого в показанной по ТВ практике лечения таких «неизвестных» в психиатрических больницах нет.Как раз во время написания этой статьи автор столкнулся с очередным парадоксом лечения такого «неизвестного» свыше 2-х месяцев без какого бы то ни было клинического диагноза в одной из крупнейших ПБ. Заведующий отделением и леч. врач и пояснили, что этот «неизвестный» не болен психически, у него только «ретрограданая амнезия», и его надо показать на телешоу «Жди меня» для опознания родственниками; а в ПБ он лечится «добровольно», т.к. расписался закорючкой на соответствующем бланке за себя, хотя «забыл» и не знает, кто он. ].

А между тем, около 10 лет эту проблему под руководством проф. Кекелидзе прицельно изучает коллектив Отдела неотложной психиатрии и помощи при чрезвычайных ситуациях Научного Центра им. Сербского. Об этом известно из интервью ученого в электронных и печатных СМИ, сообщавшего об открытиях и ноухау по ходу данного исследования. Но эти сообщения отличались присущей СМИ сенсационностью и вряд ли имели какое-либо научное значение. Поэтому первая научная публикация проф. Кекелидзе с сотрудниками о результатах исследования «34 человек с предварительным диагнозом «биографическая амнезия» имеет определенную ценность для психиатров.

Что касается терминологии, то можно согласиться с расхожим термином-этикеткой «биографическая амнезия», с поправкой, которая указывала бы на амнезию не какой-то абстрактной, а собственной биографии пациента – автобиографическую амнезию. Но, если не пройти мимо центрального феномена забвения собственной личности (а не просто автобиографических данных, – ведь эти пациенты обращаются к окружающим с парадоксальным вопросом: скажите мне, кто Я?) то, может быть, адекватно было бы назвать это расстройство амнезией собственной личности или предложенным мной в 2003 году латинским неологизмом «аутоперсонамнезия» (см. статьи, клинические конференции и разборы на эту тему, опубликованных в Журнале НПА за 2004-2008 г.г. – 2-7)

Рассмотрим содержание данной статьи.

 

А. Критический реферат предполагает последовательный анализ текста статьи, её структуры и научного содержания.

1. Обычно научная работа начинается с определения предмета исследования, с анализа истории и настоящего состояния проблемы.

В течение последнего десятилетия в московской научной психиатрии проблему таких неизвестных, забывших собственную личность, обсуждают как сенсационную загадку. Для этого в кабинете директора МНИИ Психиатрии Росздрава проф. В.Н. Краснова собирались консилиумы лидеров отечественной психиатрии, демонстрировавшиеся по центральному ТВ. Ученые психиатры пришли к единодушному заключению, что этот загадочный психопатологический феномен – совершенно новый, не встречавшийся ранее в истории научной психиатрии, почему-то появившийся в России в последнее десятилетие и даже обнаруживающий пугающий рост. Но в отношении генеза этого феномена, его синдромальной и нозологической природы были высказаны самые противоречивые мнения. Эти мнения, включая фантастические (например, испытания ранее невиданного психолептического препарата, происки инопланетян или эксперименты спецслужб по стиранию в человеческом мозге нежелательной информации), а также сенсационные интервью ученых тиражировались прессой и электронными СМИ, что приводило лишь к усугублению расстройств массового сознания и существующей в нашем обществе психофобии.

Ситуация омрачалась статистикой о десятках тысяч ежегодно пропадающих без вести взрослых и детей. Лишь единицы, потерявших себя «неизвестных», демонстрировашихся в телешоу «Жди меня», были опознаны и возвращены родственникам. Но зато эти ужасы наряду с программой «Спокойной ночи, малыши» приходили вечером в каждый дом, и телезрители перед сном задавались тревожными вопросами: «А сколько же таких «неизвестных» затерялись без возврата? И как сохранить своих близких и себя от этой напасти, разгадку которой не знают даже ученые психиатры?».

Тревожная социально-психологическая ситуация усугублялась своей неопределенностью при полном отсутствии научных психиатрических работ в этой области. Лишь в 2004-2008 годах по данной проблеме были опубликованы серия клинико-психопатологических работ автора (2-7) и клинические сообщения о подобных наблюдениях психиатров московских областных психиатрических больниц: МОПБ №17 (А.Н. Олейников, В.М. Тунев, – 8), МОПБ №2 им. Яковенко и 1586 –го клинического госпиталя МВО МО РФ (И.В. Доровских, А.С. Заковряшин, С.Е. Заковряшина, В.И. Сурова, А.Е. Медведев, В.М. Шлюков, А.А. Жиздюк, Г.Ю. Мальцев, С.А. Стымковская  – 9). В этих работах главными были научная постановка проблемы и предметный клинико-психопатологический анализ наблюдений, развеивающие ненаучные сенсационные домыслы СМИ, которыми как снежный ком обросла данная проблема в России. Однако психиатрическая диагностика, синдромальная и нозологическая принадлежность наблюдений, оценка вклада в патокинез аутоперсонамнезии эндогенных и экзогенных факторов отличались в этих работах крайней противоречивостью. А из противоречивости диагностики вытекала неопределенность лечебно-восстановительной тактики. Часто даже подчеркивалось, что эти «неизвестные» – не психически больные люди.

Таковы вехи истории и настоящего состояния исследуемой проблемы в Российской Федерации. Однако ничего этого в анализируемой статье нет. В первом абзаце лишь упоминается, что «В течение последних нескольких лет к представителям органов правопорядка и здравоохранения начали обращаться граждане…. с просьбой оказать им помощь в самоидентификации в связи с тем, что они потеряли память. При беседе обнаруживалось, что они практически о себе ничего не помнят – не знают, как их зовут (фамилия, имя ,отчество), где проживают, каков их социальный статус… Эти расстройства в медицинской практике получили название «биографическая амнезия».

Не выделено главное, что остается неизвестным в проблеме и должно подлежать исследованию в данной работе.

2. О цели и задачах исследования приходится только догадываться, так как об этом не упомянуто.

3. Также ничего не сказано о предполагавшемся предмете и методе исследования.

В небольшом абзаце лишь упомянуто, что объектом исследования были больные с предварительным диагнозом «биографической амнезии», которые находились на лечении в городской ПБ №7 и указанном отделе Научного Центра им. Сербского: всего 34 пациента. Причем у 8 из них помимо «биографической амнезии» имелись более выраженные психические расстройства в виде снижения интеллекта и нарушения инстинктов самосохранения и полового. Они составили 2-ю группу, которой будет посвящено второе сообщение. А в данной публикации приводится описание психических расстройств у остальных 26 человек, которые составили 1-ю группу, и у которых, в отличие от 2-й группы, не было снижения интеллекта, а также нарушений инстинкта самосохранения и полового (с.43). Однако, в заключительной части статьи высказываются прямо противоположные суждения о наличии именно в этой – 1-й – группе больных  – интеллектуального снижения: «как видно из приведенных выше данных, клиническая картина расстройства помимо биографической амнезии определялась наличием интеллектуального снижения…» (с.48). Более того, в следующем абзаце наличие интеллектуального снижения подчеркивается как один из признаков, по мнению авторов, определяющих клиническую картину «органического психосиндрома»: «Таким образом, имеющиеся расстройства по своей структуре наиболее близки к органическому психосиндрому, клиническая картина которого, как известно, определяется интеллектуальным снижением, фиксационной амнезией, недержанием аффекта» (там же, с.48).

Итак, очевидна непоследовательность и противоречивость использования альтернативных критериев разграничения и отбора наблюдений в 1-ю и 2-ю группы, и вытекающая отсюда неопределенность клинического материала 1-й группы, лежащего в основе настоящей статьи. Стало быть, мы не очень-то знаем, что же именно анализируем?

Далее приводится арифметическая характеристика этой группы из 26 больных по целому ряду признаков, то ли случайно для чего-то избранных, то ли с целью исследования каких-то неизвестных факторов в развитии «биографической амнезии»: распределение материала по полу и возрасту, по наличию наследственной отягощенности психическими заболеваниями, преобладающих черт характера (напр., «черт эмоциональной неустойчивости», «шизоидных черт»), разных типов патологического развития личности («эпилептоидного», «истероидного», «психастенического» и др.) или их смешанных форм, по диагностике в раннем детстве «органического поражения ЦНС», наличию длительного злоупотребления алкоголем, или перенесенных ЧМТ в анамнезе и т.п..

Сюда же относятся и случайные находки в анамнезе, например, патологического влечения к азартным играм в 1 наблюдении (3,8%). И вычисляются процентные соотношения этих факторов в общем клиническом материале. Непонятно, для чего это делается? Может быть, эта инвентаризация с подсчетом комбинаций и процентных соотношений этих факторов в материале делается как слепой поиск в надежде обнаружить вдруг что-то новое в разгадке «биографической амнезии»? – Но, в любом случае, эти упражнения в итоге не дают ничего нового. Поэтому не случайно, что в заключительной части статьи все эти факторы, абсолютные и относительные (в %%) цифры не обсуждаются, а просто упоминаются как ничего не дающие: «Таким образом, биографическая амнезия в подавляющем большинстве случаев возникает у мужчин трудоспособного возраста с различными личностными особенностями и разной наследственной отягощенностью» (1, с.48). (Стоит ли еще говорить о полной клинической неопределенности авторского термина «личностные особенности», ибо каждая личность уникальна, неповторима по самой своей природе и, конечно же, имеет свои «особенности»? – В.О.).

Таков поисковый анамнез то ли жизни, то ли болезни изученный авторами у 26 пациентов с «биографической амнезией», давший в результате описанные выше находки. Примерно такой же подход, методологически не всегда определенный и понятный, использован авторами и в изучении клинической картины «биографической амнезии».

Например, у всех больных она развивалась после условно обозначенного авторами «периода расстроенного сознания» и поначалу сопровождалась «жалобами на головную боль, сухость во рту, общую разбитость и слабость» (с. 44). И далее: «Следует особо подчеркнуть, что в 1 (3,8%) случае при поступлении в стационар (следовательно, после окончания периода расстроенного сознания) одновременно с синдромом биографической амнезии диагностировалось сотрясение головного мозга средней степени тяжести». Непонятно, зачем надо подчеркивать, да еще «особо», единичный факт диагностирования сотрясения головного мозга всего лишь у 1 (3,8%) из 26 пациентов с «биографической амнезией», если у остальных 25 пациентов развитие «биографической амнезии» легко обходилось без всякого сотрясения мозга? Может быть, этот единичный факт «особо подчеркивается» авторами именно как исключение? – Отнюдь. Тоже нет, поскольку аналогичный экзогенный единичный факт никак не подчеркивается, а просто констатируется: «Еще в 1 случае при поступлении в стационар сразу же после окончания периода расстроенного сознания лабораторно выявлено наличие следов бензодиазепинов в моче» (с. 45) .

Описание клинической картины «биографической амнезии» скоро соскальзывает на второстепенные (феномены) вещи. Так, после своего «обнаружения» пациенты «начинали задавать себе вопросы, кто они такие, пытались идентифицировать себя», но при этом «у них изначально отсутствовали сложности в самообслуживании. Они умели пользоваться часами – знали (понимали), как по ним определить время… через 3-4 дня восстанавливались приобретенные ранее сложные навыки – управления автомобилем, игры на музыкальных инструментах» и т.п. ... «на первый план выступает идеаторная и моторная заторможенность…., определенная ригидность аффекта…». Надо заметить, что последнее относится к внешней картине болезни (по Гольдшейдеру и затем у нас по Р.А. Лурия), объективно проявляющейся в поведении.

А вот мимо следующего, парадоксального психопатологического феномена, относящегося к «внутренней картине болезни», авторы прошли напрасно, ибо этот центральный феномен имеет эвристическое значение для понимания сути т.н. «биографической амнезии», или амнезии в кавычках: очевидно, что некоррегируемая патологическая идея утраты памяти о собственной личности, её истории (биографии) и относящейся сюда информации не только не соответствует объективной реальности, но прямо противоречит ей и не поддаётся коррекции несмотря на объективные факты. Сами исследователи свидетельствуют, что идея забвения собственной личности и биографии идет впереди функциональных и принципиально обратимых расстройств воспоминания:

« …недостаточность словарного запаса, на что в некоторых случаях пациенты сами обращали внимание – «мне трудно объяснить, слов не хватает». Кроме того, на вопрос, помнят ли они какие-либо иностранные слова, содержание какого-нибудь литературного произведения, которые они изучали в прошлом, пациенты давали отрицательный ответ. Однако, если при них произносили какое-нибудь общеизвестное иностранное слово или зачитывали отрывок из стихотворений, изучаемых в школе, пациенты с удивлением обнаруживали, что знают значение этих иностранных слов или могут продолжить следующую строфу стихотворения. Пациенты не испытывали также сложности при письменной речи…» (там же, с. 45).

Заключительный вывод производит впечатление некоторой неопределенности и незаконченности: «Таковы психические расстройства, возникающие при биографической амнезии, и динамика их редукции. С нашей точки зрения, в описанных случаях наиболее вероятной представляется экзогенно-органическая природа имеющихся расстройств» (1, с.48). .

Отсутствует указатель литературы. При этом ничего не говорится о поиске в научных библиотеках или в интернете тематической научной литературы, который бы дал положительные либо отрицательные результаты.

Симптоматологический диагноз «биографической амнезии», взятый априори в качестве «предварительного диагноза», в результате исследования остался без изменения. Об этом свидетельствует составленное авторами резюме, которое почему-то включает исследование не 26 наблюдений данной статьи, а 34 пациентов, научное сообщение о которых еще не опубликовано:

«В статье на основе обследования 34 человек с диагнозом «биографическая амнезия» приведены данные по наследственной отягощенности психическими расстройствами. Представлены личностные особенности до момента возникновения биографической амнезии. Описаны мнестические, интеллектуальные и аффективные расстройства, характерные для этого заболевания Приведены данные по обратному развитию имеющегося расстройства». Какие именно « мнестические, интеллектуальные и аффективные расстройства, характерные для этого «заболевания»? Какого заболевания? – «Биографической амнезии»?- Но ни такого заболевания, ни такого психопатологического синдрома нет ни в одной из международных классификаций психических расстройств, включая принятую в РФ МКБ – 10-го пересмотра – ВОЗ.

Ввиду отсутствия описания клинического материала читателю и самому затруднительно представить себе клиническое содержание предлагаемой группы из 26 наблюдений «биографической амнезии». Это положение усугубляется отсутствием клинических иллюстраций и историй болезни. В конце статьи приведены 5 кратких неклинических иллюстраций терапевтических достижений того, как «на фоне проводимой терапии удалось практически полностью восстановить утраченные воспоминания» у исследуемых пациентов («исследуемая Г, исследуемый Ф., пациент И., пациент В., больной А.»). Например, «Больной А. сообщил, что перед развитием биографической амнезии сел в электричку. Рядом с ним расположились трое незнакомых мужчин, которые начали распивать спиртное. Они неоднократно предлагали ему присоединиться к ним, но он отказывался. Тогда ему предложили «за компанию» выпить с ними томатного сока, открыли новую упаковку и протянули ему. После того, как он некоторое время пил сок, наступил период «беспамятства». Таковы психические расстройства, возникающие при биографической амнезии, и динамика их редукции. С нашей точки зрения, в описанных случаях наиболее вероятной представляется экзогенно-органическая природа имеющихся расстройств».

Этим слишком неопределенным и не обоснованным диагностическим заключением можно было бы и завершить критический реферат, если бы избранный для иллюстрации «больной А» не оказался тем самым пациентом, который был психопатологически разобран мной и врачами-психиатрами на московских областных межбольничных конференциях (ГУЗ МОПБ №8, ГУЗ МОПБ №5, ГУЗ МОПБ №17 и др.) весной и осенью 2007 года. Полностью данные клинических разборов были опубликованы в выпусках Независимого психиатрического журнала за 2007 и 2008 г.г. (6, 7).

Именно это проспективное, охватывающее свыше 200 койко-дней клинико-катамнестическое наблюдение позволило поставить точку над “i” в нозологическом диагнозе аутоперсонамнезии, который был обоснован и поддержан психиатрами Московской областной психиатрической больницы №8, её врачебной психиатрической комиссией, затем ВК для МСЭК и, наконец, Комиссией бюро МСЭ, которая определила этому пациенту инвалидность 2-й группы вследствие заболевания параноидной шизофренией. Это наблюдение приводим во 2-й части статьи.

 

Б. Поставлена точка над «i» в диагнозе «аутоперсонамнезии как «дежавю»

Насущные клинико-социальные экспертные вопросы потребовали

проведения повторных диагностических осмотров больного С. профессором З.И.Кекелидзе, врачебной клинико-экспертной комиссией ГУЗ МОПБ №8, психиатрическим бюро МСЭК.

Из объективных данных истории болезни.

24.03.08 г. Повторный осмотр и консультация заместителем директора по науке ГНЦС и СП им. В.П.Сербского, профессором З.И. Кекелидзе

« Ориентирован во времени и месте правильно, жалоб на свое здоровье не высказывает. На вопросы отвечает односложно, короткими фразами, по существу. Последовательность мышления не нарушена. При последующей беседе отметил, что настроение снижено. Ощущает тоску, указывает, что временами в течение дня примерно 1-2 раза в месяц настроение снижается еще больше. В эти дни изредка слышит «оклики» по имени или призыв о помощи – слышит женский голос: «Помогите». В эти же сутки ночью видит сны одного и того же содержания – «умершие родственники зовут в могилу, говорят, что там лучше». Об указанных «голосах» и сновидениях говорит спокойно, даже с некоторым безразличием, указывает, что они «были всегда» и зависят от настроения.

Во время беседы усталости не испытывает. Словарный запас ограничен. Темп речи несколько замедлен, иногда во время беседы испытывает «нехватку слов», в связи с чем старается максимально упростить ответы. К концу беседы сообщил, что он не хочет вспоминать об инциденте, который имел место (после которого потерял память), одновременно с этим утверждает, что в лицо может опознать всех 3-х мужчин, которые предложили ему выпить томатный сок. Однако, об этом вспоминать не хочет, т.к. боится, что при встрече их «покалечит».

Исходя из данных анамнеза и клинического осмотра, наиболее вероятным предоставляется диагноз биографической амнезии, проявляющейся в потере памяти на прошлое, интеллектуальное снижение со снижением настроения. Продолжить проводимую терапию, в целях ресоциализации необходимо подключение специалиста по трудотерапии.

Диагноз: автобиографическая амнезия».

26.03.2008 г.

Врачебная комиссия в составе: доктор мед. наук В.Г.Остроглазов (председатель), леч. врач и зав. отд. психиатр 1-й категории Н.С. Соковнина, зав.2-м отд. психиатр высшей категории Н.М. Смирнова, зав. дневным стационаром, психиатр высшей категории Б.Ю. Осипов.

По сравнению с состоянием 3-х месячной давности (см. клинический разбор от 21.12.07г.) в психическом статусе наблюдаются существенные изменения. Пациент стал напряженным, недоверчивым, подозрительным, закрытым, особенно для психиатров в отношении существа своих болезненных переживаний. Очень скупо и избирательно отвечает на вопросы психиатров, стремится их «уличить» в том, что они будто бы искаженно воспринимают его ответы и его самого как «психиатрического пациента», тогда как в действительности ему «нужен не психиатр, а психолог», чтобы успокоить и помочь найти правильный выход из мыслительного тупика («из путанных мыслей»). Порой отказывается отвечать на простые вопросы врачей: вдруг пристально вглядывается в них, заявляя: «Вы не психиатр, а парапсихолог. Вы занимаетесь черной магией» и т.п.

Содержание речи и мышления отличаются парадоксальностью и паралогичностью. Например, сам он уточняет, что находится здесь, в ПБ, для того, чтобы найти помощь в устройстве судьбы и личной жизни, и для этого оформить инвалидность с пенсией, чтобы на первое время иметь хоть какие-то деньги для начала новой жизни (а не потому, что он болен и нетрудоспособен). А как только он устроит «новую жизнь», то «пойдет работать и откажется от инвалидности».

На самые элементарные вопросы невозможно получить определенного ответа; например, на вопрос, здоров ли он, отвечает: «Сказал бы – нет».

- Может, тогда болен? – «Не уверен». На вопрос о жалобах и симптомах болезни отвечает, что это: 1) головные боли… иногда… , но совсем другие, не острые, тупые, что- то мешает, и все. Во всяком случае, он «в значительно меньшей степени употребляет анальгетики». 2) «Сон. Неустойчивый, особенно, если не нахожу ответа, но очень хочу его получить» – ответ о своей судьбе – «как построить жизнь». 3) «Слишком много стал рассуждать о жизни.- Это хорошо, или плохо? – Это и хорошо, и плохо». 4. «Нервозность» – потому, что он не знает, что ему делать – «Потому, что надо выйти на волю, но надо и больных успокоить. – И он – влияет на них». Ему самому это надо. – А зачем? – Предпочитает не говорить.

А главное, ему «нужен психолог». На вопросы о дежавю, вещих снах, окликах и «голосах» отвечать категорически отказывается. Настойчиво требует отпустить его «на волю за ворота». – Зачем? Так же, объяснить отказывается, или говорит намеками, например: «Здесь мысль путается, не находит выхода, и всё отвлекает», а на улице он может «вступить в контакт с внешним воздействием, … это энергетическое, космическое воздействие, которое дает силы, энергию, прежде всего, духовные силы, ясность …». При этом ощущает, как «руки и ладони мои чувствуют тепло, хорошо, сила удваивается, в голове – прояснение…». На уточняющие вопросы почти не отвечает, но утверждает, что «это космическая энергия, что это воздействие – разумное», а есть ли в этом воздействии мысли или слова, он «говорить ни за что не будет». Как и на вопрос, что за «оклики» он слышит, что за «призывы о помощи» и женские возгласы «помогите»?

Однако говорит, что хорошо знает парапсихологию. Уже с 10-летнего возраста он исцелял головные боли матери так, что они «переходили на него и ужасно мучили в течение нескольких часов подряд». Но теперешние головные боли  – это не результат работы «целителем», а полученной травмы головы. Тем не менее, он и теперь «должен делать добро людям», а в будущем – приносить какое-то добро человечеству. Но тут вновь резко замыкается, подчеркивая отсутствие каких либо идей величия и особой миссии, ведь «для Бога все равны».

После напряженного, перекрестного расспроса врачами в течение часа каких-либо признаков астении не наблюдается. Упорно настаивает на необходимости ехать немедленно в Воскресенск, чтобы определиться в вопросах «новой жизни» со второй уже, потенциальной невестой-пациенткой, с которой он познакомился здесь – в психиатрической больнице. Совершенно некритичен к болезни, настоящей ситуации лечения в ПБ, к собственной жизненной ситуации в целом.

В заключение, следует еще раз подчеркнуть наследственную отягощенность шизофренией (параноидной) по линии матери: мать страдает параноидной шизофренией с вербальным галлюцинозом, суицидальными попытками и свыше 15-ти лет лечится в ПНД в г. Козмодемьянске; дед по л/м так же страдал галлюцинаторно-параноидным психозом и лечился в ПБ.

Давнее психическое заболевание усугубилось в течение последнего года: полностью дезадаптирован в социально-трудовом и семейном отношениях.

Клинический диагноз: Шизофрения, непрерывнотекущая, на органически неполноценной почве, параноидный синдром. Социально-трудовая и семейная дезадаптация. Больной нуждается в постоянном наблюдении и лечении психиатром по месту жительства и в проведении мероприятий по социально-трудовой реадаптации и реабилитации.

Рекомендуется: 1) антипсихотическая терапия нейролептиками; 2) проведение врачебной комиссии для МСЭ и направление в бюро МСЭК для оформления группы инвалидности.

14.05.2008 г.

ВК для МСЭК: зав.отд. Е.В Туманянц. (председатель), леч. врач и зав. отд. Н.С. Соковнина, врач-психиатр А.Ф .Бахадиров:

Сознание не помрачено. Ориентирован во времени, месте, собственной личности формально правильно. Фон настроения переменчивый, периодически предъявляет жалобы на сильные головные боли, нарушения сна, ощущения «пустоты в голове» и возникновение чуждых ему переживаний. Помимо сенесто-ипохондрических симптомов, имеют место нарушения мышления в виде паралогий и его вычурности; нарушения в эмоционально-волевой сфере в виде нарастания эмоциональной холодности по отношению к своим близким, утраты социальных связей и побуждений. Сохраняются стёртые деперсонализационные нарушения. Имеется склонность к аффективным вспышкам в сочетании с падением энергетического потенциала по Конраду, стремление к социальному отгораживанию, ослабление прогностических и критических возможностей.

По психическому состоянию нуждается в направлении на МСЭК для определения группы инвалидности.

Клинический диагноз

Основной: Шизофрения, параноидная форма, непрерывнотекущая.

Сопутствующий: Органическое поражение ЦНС сложного генеза.

15.05.2008 г. Комиссия бюро МСЭ

Определена 2-я группа инвалидности вследствие параноидной шизофрении.

21.05.2008 г. (205-е сутки): выписан с рекомендацией лечения у психиатра по месту жительства.

Заключительный диагноз: Шизофрения, параноидная форма, течение ближе к непрерывному на органически неполноценной почве.

 

P.S. После того как был принят к печати критический реферат 1-го сообщения проф. З.И. Кекелидзе и др. (1), вышло в свет окончание статьи этих авторов (10). В клинико-психопатологическом отношении оно не содержит ничего нового в исследовании т.н. «биографической амнезии», которую, между прочим, нельзя считать психиатрическим диагнозом. Однако можно согласиться с авторской трактовкой этого словосочетания как просто «названия»: «описаны расстройства психики, объединенные под названием «биографическая амнезия» (там же, резюме, с.48).

В.Г. Остроглазов