Из практики Верховного суда Российской Федерации

Часть 2

Ю.Н.Аргунова

В предыдущем выпуске нашего журнала мы рассмотрели материалы Верховного Суда, посвященные вопросам недееспособности, прав граждан, проживающих в ПНИ, а также уголовной ответственности за незаконное помещение в психиатрический стационар.

В следующий раз мы представим позицию Верховного Суда по проблемам назначения СПЭ, исследования и оценки судом экспертного заключения.

А сейчас на очереди – решения Верховного Суда, касающиеся некоторых вопросов, связанных с производством о применении принудительных мер медицинского характера, и наши размышления по этой проблеме.

I

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ в ходе осуществления надзорных функций[1] выявила нарушения судами требований ст. 437 УПК РФ, регламентирующей участие при рассмотрении дела в порядке главы 51 УПК РФ законного представителя лица, в отношении которого ведется производство о применении принудительных мер медицинского характера (ПММХ).

Согласно ч. 1 ст. 437 УПК РФ законный представитель лица, в отношении которого ведется производство о применении ПММХ, привлекается к участию в деле на основании постановления следователя либо суда. При отсутствии близкого родственника законным представителем может быть признан орган опеки и попечительства.

Данные требования закона органами следствия и суда, однако, не выполняются.

Так, постановлением Краснодарского краевого суда Краснобрижев признан совершившим запрещенное уголовным законом деяние, предусмотренное ч. 1 ст. 296 УК РФ (угроза убийством судьям Первомайского райсуда г. Краснодара в связи с рассмотрением в этом суде материалов по его жалобе). На основании п. «а» ч. 1 ст. 97, п. «г» ч. 1 ст. 99 и ч. 4 ст. 101 УК РФ к нему применены ПММХ с направлением на принудлечение в психиатрический стационар специализированного типа с интенсивным наблюдением, с освобождением от уголовной ответственности.

Как видно из материалов дела, следователь в рапорте от 19 июня 2004 г. указал, что мать Краснобрижева в беседе заявила об отсутствии денежных средств для приезда в г. Краснодар из Украины, поэтому нет реальной возможности признать ее законным представителем.

Постановлением следователя от 7 июля 2004 г. в качестве законного представителя по делу допущен С. – участковый психиатр диспансерного отделения психиатрической больницы.

Между тем в материалах дела имеется заявление Краснобрижевой от 24 сентября 2004 г. в адрес председателя Краснодарского краевого суда, в котором она просит разрешить ей и адвокату Ч. Участвовать в уголовном деле в целях защиты прав и интересов своего сына.

Данное заявление оставлено судом без внимания. Краснобрижева хотя и явилась в суд, но была допрошена в качестве свидетеля, а в качестве законного представителя в деле участвовал участковый психиатр С., защиту осуществлял адвокат П.

С учетом изложенного постановление Краснодарского краевого суда Судебной коллегией было отменено и дело направлено на новое судебное рассмотрение.

II

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ в качестве кассационной инстанции[2] установила нарушение судом права потерпевшего на участие в судебном заседании о применении ПММХ.

Судьей Мособлсуда освобожден от уголовной ответственности Ш. за совершение в состоянии невменяемости общественно опасных деяний, предусмотренных п. «а», «д», «к» ч. 2 ст. 105, п. «а» ч. 3 ст. 111, ч. 2 ст. 167 УК РФ, с применением ПММХ в виде принудлечения в психиатрическом стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением.

В кассационной жалобе потерпевший Т. просил отменить постановление, мотивируя это тем, что дело рассмотрено в его отсутствие. По его словам, он находился под стражей, суду об этом было известно, однако его явка в судебное заседание не была обеспечена и он лишился возможности реализовать свои права потерпевшего, кроме того, суд без достаточных оснований огласил его показания, которые он давал на предварительном следствии, и затем сослался на них в постановлении.

Судебная коллегия постановление отменила, дело направила на новое рассмотрение в тот же суд, но в ином составе по следующим основаниям.

Согласно ст. 441 УПК РФ рассмотрение уголовного дела, по которому ставится вопрос о применении ПММХ, производится в общем порядке с изъятиями, предусмотренными главой 51 УПК РФ. Указанная глава не исключает участия потерпевшего в рассмотрении уголовного дела.

Между тем суд, располагая сведениями о том, что потерпевший Т. находится в СИЗО г. Серпухова по другому уголовному делу в качестве подсудимого, не принял мер к его доставке в судебное заседание, лишив возможности принимать участие в рассмотрении дела (ст. 249 УПК РФ).

Приведенные нарушения, как указывается Судебной коллегией, являются основанием для отмены судебного решения, т.к. в судебном заседании потерпевший вправе заявлять отводы суду и другим участникам процесса, заявлять ходатайства, давать показания, участвовать в прениях сторон. Несоблюдение этого требования закона лишало суд права ссылаться в постановлении на показания потерпевшего Т., которые он давал на предварительном следствии.

III

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ[3] признала требование о возмещении материального вреда, причиненного действиями лица, совершившего в состоянии невменяемости общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом, подлежащим рассмотрению в порядке гражданского судопроизводства.

Постановлением суда Мубаракшин был освобожден от уголовной ответственности за совершение общественно опасных деяний. К нему применены ПММХ.

Отдельным постановлением заявление потерпевшей с требованием о возмещении Мубаракшиным материального вреда оставлено без рассмотрения с указанием на то, что это решение не препятствует впоследствии предъявлению и рассмотрению этого иска в порядке гражданского судопроизводства.

В кассационной жалобе потерпевшая просила постановление отменить и уголовное дело возвратить для рассмотрения в части гражданского иска. В обоснование жалобы она указала, что в главе 51 УПК РФ нет запрета на разрешение иска по уголовному делу и иск должен быть разрешен при постановлении итогового решения суда.

Судебная коллегия кассационную жалобу потерпевшей оставила без удовлетворения, а постановление суда – без изменения по следующим основаниям.

На предварительном следствии право на предъявление гражданского иска потерпевшей разъяснилось, и она заявила, что в случае необходимости исковые требования будут предъявлены в суде.

При принятии решения по уголовному делу в отношении Мубаракшина все вопросы, указанные в ст. 442 УПК РФ, судом исследованы и разрешены.

Разрешение гражданского иска при вынесении в соответствии со ст. 443 УПК РФ постановления суда об освобождении лица от уголовной ответственности и о применении к нему ПММХ не предусмотрено.

Кроме того, вопрос о привлечении к участию в деле гражданского ответчика при производстве по уголовному делу, связанному с применением ПММХ, не может быть поставлен, т.к. в деле отсутствует обвиняемый, т.е. лицо, которое может нести материальную ответственность.

IV

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ[4] возобновила производство по уголовному делу в отношении лица, находящегося на принудительном лечении, ввиду выявления новых обстоятельств.

Тюменским облсудом 14 марта 2001 г. Френсс была освобождена от уголовной ответственности за совершение в состоянии невменяемости общественно опасного деяния, предусмотренного ч. 3 ст. 30, п. «в», «и» ч. 2 ст. 105 УК РФ, и на основании п. «а» ч. 1 ст. 97 УК РФ, ч. 4 ст. 101 УК РФ к ней применены ПММХ в виде принудлечения в психиатрическом стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением. В кассационном порядке уголовное дело не рассматривалось.

Заместитель Генерального прокурора РФ в заключении поставил вопрос о возобновлении производства по делу в отношении Френсс, отмене определения Тюменского облсуда и направлении уголовного дела на новое судебное разбирательство по следующим обстоятельствам.

Находясь в Казанской психиатрической больнице, Френсс после выхода из болезненного состояния сообщила, что она является Шаймордановой Людмилой Михайловной. Администрация больницы обратилась в прокуратуру г. Тюмени с просьбой установить действительное имя Френсс и помочь восстановить ее документы.

По сообщению прокуратуры Иркутской области в ее производстве имеется уголовное дело об убийстве, возбужденное в 1999 г., по которому в качестве обвиняемой проходит Шайморданова Людмила Михайловна, объявленная в розыск.

В связи с указанными обстоятельствами прокурором г. Тюмени 4 июня 2003 г., возбуждено производство ввиду новых обстоятельств и проведено расследование, в ходе которого установлено, что при задержании Френсс в г. Тюмени по подозрению в совершении преступления, она в подтверждении своих анкетных данных предъявила справку из приемника-распределителя при ГУВД Тюменской области на имя Френсс Людмилы Александровны. Других документов, подтверждающих личность задержанной, в материалах уголовного дела не имелось.

Факт того, что Френсс Л.А. в действительности является Шаймордановой Л.М., был подтвержден заключениями фотопортретных экспертиз, а также справкой информационного центра при УВД Иркутской области, содержащей сведения о ее судимости. Из справки следует, что при проверке дактилокарты, составленной 2 ноября 2000 г. в ИЗ-72/I г. Тюмени на Френсс Л.А., установлено, что она под фамилией Шайморданова Л.М. была осуждена в 1984 г. за совершение другого убийства.

Несмотря на то, что установленные обстоятельства не устраняют преступность и наказуемость деяния, они, с позиции Верховного Суда РФ, имеют существенное значение для защиты прав лица, совершившего запрещенное уголовным законом деяние в состоянии невменяемости.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ заключение заместителя Генерального прокурора РФ удовлетворила, производство по данному уголовному делу возобновила ввиду новых обстоятельств, определение Тюменского облсуда от 14 марта 2001 г. в отношении Френсс Л.А. отменила и дело направила на новое судебное разбирательство в тот же суд в ином составе судей.

* * *

Приведенные нами из Бюллетеня Верховного Суда РФ дела наводят на размышления по поводу производства о применении ПММХ в целом.

1. В постановлениях о применении ПММХ Краснодарского краевого суда и Тюменского облсуда, как и в постановлениях многих других судов (на что Верховный Суд традиционно не обращает внимания), отсутствует ссылка на ч. 2 ст. 97 УК РФ, определяющую основания для назначения ПММХ. Из этого следует, что принудлечение суды назначали, отнюдь не руководствуясь необходимостью установления в судебном заседании связи психического расстройства с опасностью лица либо возможностью причинения им иного существенного вреда, как того требует закон.

Игнорирование этой нормы – весьма распространенное явление как в постановлениях судов, так и в экспертных заключениях. Бытует ложное представление, что за признанием лица невменяемым автоматически должно следовать назначение лечения в принудительном порядке.

В определении критериев для применения ПММХ в законе имеются, увы, разночтения. Если в соответствии с ч. 2 ст. 97 УК РФ (основания применения ПММХ), ч.2 ст. 433 УПК РФ (основания для производства о применении ПММХ) и п. 5 ч. 2 ст. 434 УПК РФ (обстоятельства, подлежащие доказыванию) вопрос ставится о том, связано ли психическое расстройство лица с его опасностью для себя или других лиц либо возможностью причинения им иного существенного вреда, то согласно п. 5 ст. 442 УПК РФ (вопросы, разрешаемые судом при принятии решения по делу) вопрос, который должен быть исследован и разрешен судом формулируется уже абсолютно в ином ключе: «представляет ли психическое расстройство лица опасность для него или других лиц либо возможно ли причинение данным лицом иного существенного вреда».

Как нетрудно заметить, произошло смещение акцентов. Во-первых, вероятная «опасность» перекочевала от самого лица (носителя опасности) к его психическому расстройству. Такой подход противоречит действующему законодательству. Психические расстройства сами по себе не могут представлять общественную опасность. Перечень заболеваний, представляющих опасность для окружающих, утвержден постановлением Правительства РФ от 1 декабря 2004 г. № 715. Психические заболевания в него, разумеется, не входят. Они включены в Перечень социально значимых заболеваний, утвержденный тем же постановлением Правительства. Психические расстройства могут, согласно п. «а» ст. 29 Закона о психиатрической помощи, лишь обусловливать такую опасность.

Во-вторых, возможность причинения данным лицом иного существенного вреда, как это следует из формулировки вопроса для разрешения судом, с наличием у него психического расстройства уже не связывается, что абсурдно применительно к основаниям для назначения ПММХ.

Можно обнаружить и другие нестыковки в законодательстве.

Так, согласно ч. 2 ст. 443 УПК РФ «если лицо не представляет опасности по своему психическому состоянию либо им совершено деяние небольшой тяжести, то суд выносит постановление о прекращении уголовного дела и об отказе в применении ПММХ». Тем самым УПК РФ «подредактировал» основания применения ПММХ, предусмотренные УК РФ (ч. 2 ст. 97). Это означает, что назначение ПММХ может осуществляться и по другим критериям: в зависимости от категории совершенного деяния (особо тяжкое, тяжкое, средней тяжести) и в любом случае эти меры не могут быть применены к лицу с психическим расстройством, совершившему деяние небольшой тяжести (когда наказание за это деяние не превышает 2-х лет лишения свободы) даже при его опасности по своему психическому состоянию для себя или других лиц.

Вызывает недоумение и формулировка ч. 4 той же ст. 443 УПК РФ. Копия постановления суда о прекращении уголовного дела по указанным основаниям, как говорится в статье, направляется в орган здравоохранения для решения вопроса о лечении или направлении лица, нуждающегося в психиатрической помощи, в психиатрический стационар. То есть в качестве альтернативы лечению предусматривается направление в стационар (?) Возникает вопрос: разве в стационар лицо госпитализируется не для лечения? Заметим в этой связи, что соответствующее этой норме правило, записанной в ч. 4 ст. 97 УК РФ, более адекватно по смыслу. Согласно ч. 4 ст. 97 УК в отношении лиц, не представляющих опасности по своему психическому состоянию, суд может передать необходимые материалы органам здравоохранения для решения вопроса о лечении этих лиц или направлении их в психоневрологические учреждения социального обеспечения.

2. Правовое положение лица, в отношении которого ведется производство о применении ПММХ, весьма ущербно. Он не фигурирует в главе 7 УПК РФ «Участники уголовного судопроизводства со стороны защиты», его права, в т.ч. на участие в судебном заседании, представление доказательств и т.д., не прописаны и в главе 51 УПК РФ «Производство о применении ПММХ».

Более того, как указывается, в частности в определении Военной коллегии Верховного Суда РФ от 11 марта 2004 г. № 3-58/03[5], «показания лица, в отношении которого поставлен вопрос о применении ПММХ, не могут рассматриваться как источник доказательства по делу, они не имеют юридической силы, не могут быть положены в основу решения по делу и использоваться при разрешении вопросов о применении ПММХ». Такой вывод Военная коллегия обосновывает требованиями ст. 74 и п. 3 ч. 2 ст. 75 УПК РФ, в которых, однако, указанные вопросы напрямую не освещаются. Тем не менее Военная коллегия в качестве кассационной инстанции поставила на вид Приволжскому окружному военному суду, что тот в обоснование своего постановления положил протокол очной ставки с участием лица, в отношении которого решался вопрос о применении ПММХ.

Согласно ч. 2 ст. 441 УПК РФ судебное следствие по данному вопросу начинается с изложения прокурором доводов о необходимости применения к лицу, которое признано невменяемым, ПММХ. То есть лицо считается невменяемым еще до начала судебного заседания и задолго до исследования этого вопроса судом (!)

Понятно, что на данном этапе речь может идти о «признании» лица невменяемым пока только по результатам СПЭ, причем, зачастую, с весьма сомнительной доказательственной базой. Сколько копий было сломано прежде чем экспертами было, наконец, усвоено, что не в их компетенции признавать лицо вменяемым (невменяемым), что это – прерогатива суда.

Можно сказать, что заключение СПЭ о невменяемости лица в силу непродуманной позиции законодателя приобретает своего рода сверхдоказательственное значение уже в досудебной стадии, т.к. предопределяет правовой статус лица в судебном процессе, который, теряя положение обвиняемого и не приобретая прав подсудимого, превращается в просто «лицо» (в никого), в отличие от потерпевшего, на страже интересов которого выступил Верховный Суд в одном из приведенных решений. Права этого лица отходят законному представителю. При этом мнение лица в отношении кандидатуры последнего никого не интересует.

Таким образом заранее презюмируется, что лицо является психически больным, невменяемым в отношении содеянного и нуждается в лечении в принудительном порядке.

Между тем, лишь по окончании состязательного процесса и только судом может быть признано доказанным, что деяние совершено данным лицом в состоянии невменяемости и что наличествуют критерии для ПММХ. Учитывая, однако, тот факт, что суды, как правило, не производят объективную оценку экспертного заключения, судебное решение превращается в пустую формальность.

Почему УПК РФ не допускает возможности допроса лица, например в случае, если экспертное заключение вызывает у сторон или суда сомнение? Ведь суду предоставлено такое право в ч. 5 ст. 445 УПК РФ при решении вопроса о прекращении, об изменении или даже о продлении применения ПММХ (при условии, если это возможно по психическому состоянию лица).

Уместно также, на наш взгляд, провести аналогию с нормой Закона о психиатрической помощи (ч. 2 ст. 34), гарантирующей лицу право лично участвовать в судебном рассмотрении вопроса о его госпитализации в недобровольном порядке. Как известно, если психическое состояние лица не позволяет ему лично прибыть в помещение суда, то судья сам вместе с прокурором выезжает в психиатрическое учреждение. Законодателю есть над чем подумать.

Есть и еще один аспект проблемы.

Само невменяемое (и – что очень важно – при этом дееспособное) лицо, как следует из ст. 444 УПК РФ, не вправе обжаловать постановление суда о применении в отношении него ПММХ. Однако запрета на обжалование судебного решения не существует для гражданина, признанного согласно этому решению недееспособным в рамках гражданского судопроизводства. И это при том, что недееспособность определяется на «сегодняшний день», в то время как невменяемость касается событий прошлого, нередко, весьма отдаленных во времени.

Сохранение за лицом, признанным судом недееспособным, права на обжалование судебного решения – вполне логично. Ведь только через 10 дней с момента принятия судебного решения лицо в правовом отношении теряет свою дееспособность и среди прочих ограничений лишается права на личное обращение в суд.

Право лица обжаловать постановление судьи об удовлетворении заявления психиатрического учреждения о помещении его в психиатрический стационар в недобровольном порядке по основаниям ст. 29 Закона о психиатрической помощи прямо записано в ч. 3 ст. 35 этого Закона. Кроме того в ближайшее время во исполнение решения Европейского суда по правам человека пациенту, помещенному в психиатрический стационар в недобровольном порядке, будет предоставлено право самому инициировать судебную процедуру проверки обоснованности такой госпитализации, что продиктовано нормами Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

На этом фоне позиция законодателя в отношении неопределенности правового статуса (уголовно-процессуальной правосубъектности) лица, в отношении которого осуществляется производство о применении ПММХ, выглядит парадоксальной.

Такой порядок вещей в уголовном судопроизводстве, помимо всего прочего, не согласуется с нормами Закона о психиатрической помощи, не допускающими ограничения прав и свобод граждан, страдающих психическими расстройствами, только на основании психиатрического диагноза.

Примечания

[1] Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации, 2006, № 10. С. 25-26

[2] Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации, 2006, № 1. С. 24-25

[3] Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации, 2006, № 5. С. 10-11

[4] Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации, 2006, № 2. С. 29-30

[5] Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации, 2006, № 1. С. 28