Перспективы развития судебно-психиатрической экспертизы
Е.И.Цымбал
Одним из основополагающих принципов уголовного права является принцип вины, предполагающий обязательную оценку отношения лица к совершенному деянию и его способности к осознанной регуляции поведения в криминальной ситуации. Очевидно, что для практической реализации принципа вины необходимо широкое использование специальных познаний в области психологии и психиатрии на всех стадиях процесса уголовного судопроизводства. В настоящее время основной формой привлечения к участию в уголовном процессе психиатров и психологов является назначение судебных экспертиз. В связи с этим попытаемся в самой обобщенной форме оценить современное состояние судебно-психиатрической экспертизы. Это – своего рода взгляд с высоты птичьего полета, который не касается ни конкретных экспертных учреждений, ни конкретных экспертных комиссий. Он основан на материалах анализа работы судебно-психиатрической службы Российской Федерации, ежегодно публикуемых ГНЦ ССП им. В.П.Сербского.
В 2000 году в Российской Федерации действовало 914 экспертов - судебных психиатров, из них физических лиц было 458, остальные работали по совместительству. Судебно-психиатрическими экспертными комиссиями было проведено 177 тысяч экспертиз за год. Если учесть, что в году не менее 50 дней приходится на отпуск и 100 дней – на выходные и праздничные дни, то получается, что эксперты работали 215 дней. Из 914 экспертов могли быть составлены 305 экспертных комиссий (все судебно-психиатрические экспертизы проводятся комиссионно, тремя экспертами, хотя это не основано на требованиях закона). Следовательно, за один рабочий день всеми экспертными комиссиями проводилось 823 судебно-психиатрических экспертизы, т. е. одна комиссия проводила 2,7 экспертизы ежедневно. На эти экспертизы она могла затратить, если исходить из семичасового рабочего дня, 2 часа 13 минут.
Таково было положение в 2000 году. В 2002 году ситуация несколько изменилось к лучшему. Число экспертов возросло до 1 004, больше стало физических, занимающихся только экспертной деятельностью – 499. Количество экспертиз сократилось до 175 тысяч, поскольку уменьшилось общее количество уголовных дел. Используя изложенную выше методику можно рассчитать, что в 2002 г. одна экспертная комиссия ежедневно проводила 2,6 экспертизы, затрачивая на каждую из них 2 часа 19 минут. Такова нагрузка, с которой работают эксперты. При всей приблизительности и неточности предлагаемых расчетов, они позволяют сделать вывод о перегрузке судебно-психиатрических экспертных учреждений. Это обстоятельство, на мой взгляд, является объективной причиной низкого качества значительного числа экспертных заключений (краткости, формализма, отсутствия анализа влияния психического расстройства на поведение испытуемого в криминальной ситуации).
Однако только объективными причинами нельзя объяснить резкие региональные различия экспертной практики. Так, в 2002 году среди испытуемых, признанных экспертами вменяемыми, психически здоровыми были: во Владимирской области – 8,4%, в Белгородской области – 73,7%. Это свидетельствует о различных подходах экспертных комиссий к диагностике психических расстройств. Столь же существенны различия в решении сугубо экспертных вопросов – установлении вменяемости или невменяемости. В том же году среди прошедших экспертизу признаны невменяемыми: в Республике Алтай – 1,9%, Ульяновской области – 2,6 %, Республике Дагестан – 27,5%, Ингушской республике – 38,5 % испытуемых. Отмеченные различия не могут быть объяснены особенностями криминальной ситуации или распространенности психических расстройств. В соседних регионах Белгородской и Курской областях невменяемыми было признано 4% и 12% испытуемых соответственно. Если исходить из того, что основополагающее значение при решении экспертных задач имеет установление психического расстройства и вменяемости или невменяемости, то по этим показателям позиции, занимаемые разными экспертными комиссиями, мягко говоря, существенно отличаются.
То же отсутствие единообразия единых критериев проявляется и при диагностике отдельных нозологических форм. Среди испытуемых, прошедших в 2002 г. судебно-психиатрическую экспертизу, шизофрения диагностирована у 1,8% в Республике Алтай и у 56% в Ингушской республике; умственная отсталость: у 6,9% в Санкт-Петербурге и у 75,3% в Еврейской автономной области. Состав невменяемых по нозологической патологии, т.е. какое психическое расстройство эксперты усматривают в качестве основания для признания лица невменяемым демонстрирует столь же резкие региональные различия. Шизофрения диагностирована у 9,8% невменяемых в Республике Саха (Якутия) и у 70,6% в Республике Северная Осетия. Умственную отсталость среди невменяемых эксперты констатировали у 5,4% в Самарская область, у 67% в Республике Хакассия, и 65,2% в Псковской области. Эти данные свидетельствуют об отсутствии единообразия методических подходов в экспертной практике и необходимости реформирования самой экспертной системы.
Одним из направлений этого реформирования должно стать расширение, а не ограничение круга специалистов, привлекаемых к производству судебно-психиатрических экспертиз, как происходит в настоящее время, без чего нельзя уменьшить нагрузку на экспертные комиссии. Представляется, что экспертиза свидетелей и потерпевших для решения вопроса о способности давать показания, может быть поручена врачам-психиатрам, не имеющим сертификата в области судебной психиатрии, поскольку в этом случае не требуется оценки влияния психического расстройства на поведение испытуемого в криминальной ситуации. Практика многих зарубежных стран свидетельствует о возможности поручения производства экспертиз высоко квалифицированным врачам, а не экспертам, специализирующимся исключительно на судебно-экспертной деятельности.
Дискуссионным является вопрос о производстве судебно-психиатрических экспертиз только комиссионно, с участием трех экспертов; как отмечалось выше, эта практика не основана на требованиях закона. Эксперты объясняют необходимость комиссионного освидетельствования сложностью решаемых задач. Однако существование значительных региональных различий в диагностических подходах и решении экспертных задач свидетельствует о том, что участие в освидетельствовании нескольких экспертов не обеспечивает единообразия экспертной практики. В связи с этим можно полагать, что единоличное производство судебно-психиатрической экспертизы не окажет негативного влияния на качество экспертиз. Напротив, реализация этого предложения приведет к положительным изменениям – даст возможность значительно увеличить время, затрачиваемое на проведение одной экспертизы, позволит отказаться от услуг наименее квалифицированных экспертов. При неготовности экспертов отказаться от комиссионного освидетельствования может быть изменен порядок формирования экспертных комиссий. Возглавлять ее должен штатный эксперт, прошедший специализацию в области судебной психиатрии, а в качестве членов комиссии следует привлекать наиболее опытных врачей-психиатров.
Реформирование судебно-экспертной системы, по моему мнению, должно сопровождаться отказом от некоторых стереотипов, которые в существующей ныне замкнутой экспертной среде столь устойчивы, что кажутся фундаментальными и незыблемыми. Одним из таких принципов является неприятие вероятностных выводов. Человеческая психика чрезвычайно сложный предмет для изучения и оценки. Если вспомнить диагностические семинары по психиатрии, которые проводились много лет тому назад, в условиях относительного единообразия диагностических подходов, то при оценке одного и того же больного ведущие отечественные психиатры приходили к различным выводам. Даже такой объективный метод, как геноскопия или генетическая дактилоскопия, основанный на гибридизации ДНК, дает вероятностный вывод, пусть и с очень высокой вероятностью – 99,5%. Ни одно экспертное исследование не может сделать вывод со стопроцентной достоверностью, причем чем сложнее объект исследования, тем выше вероятность ошибки. В последнее время в экспертных учреждениях разрабатываются методики, предполагающие получение вероятностных выводов. В 1995 году экспертами криминалистического центра МВД России была предложена методика определения возраста лица по образцу рукописного текста, которая предполагала получение вероятностного вывода. В целом можно утверждать, что степень категоричности выводов обратна уровню знанийстепень катгоричности о выводаероятность ошибки типов, которые е. ностике писхических лизма. .
В случае судебно-психиатрической экспертизы можно говорить о тройной неопределенности. Во-первых, неопределенность диагностическая. Она заключается в том, что симптоматике, имеющейся у испытуемого на момент производства экспертизы, вследствие сложности диагностики, может быть дана различная клиническая оценка (диагностированы разные психические расстройства). Во-вторых, неопределенность связана с необходимостью ретроспективной оценки психического состояния на момент совершения деяния. При этом необходимо учитывать, что экспертиза может проводиться спустя весьма длительный срок, а любая реконструкция событий прошлого основана на предположении о динамике психического состояния испытуемого после совершения преступления или общественно опасного деяния. На психическое состояние испытуемого также оказывает влияние судебно-следственная ситуация, особенно в тех случаях, когда избирается мера пресечения в виде содержания под стражей. Третья основная неопределенность связана с тем, что эксперты не имеют объективных и детальных сведений о криминальной ситуации, а могут судить о ней только по неполным и противоречивым материалам уголовного дела. Отмеченная тройная неопределенность обусловливает неизбежность вероятностной формулировки выводов экспертов. Это означает, что в экспертном заключении не только формулируется наиболее вероятный вывод, но приводятся альтернативные выводы и оценивается их вероятность.
Реформирование судебно-экспертной системы должно происходить в контексте развития процесса гражданского и уголовного судопроизводства. Гражданский процесс основан на принципе состязательности, возлагая бремя доказывания на стороны, он каждую из них наделяет равными возможностями для сбора доказательств. Действующий с 2002 года Уголовно-процессуальный кодекс России рассматривает принцип состязательности как фундаментальное основание уголовного процесса. Именно состязательность должна способствовать достижению тех целей, которые раньше обеспечивало установление истины и полнота исследования доказательств. Несмотря на значение принципа состязательности, возможности обвинения и защиты по сбору доказательств в уголовном процессе существенно различаются. Особенно очевидны эти различия при использовании специальных познаний: экспертиза назначается только стороной обвинения (следователем). Сторона защиты может лишь ходатайствовать о назначении экспертизы, постановке перед экспертами определенных вопросов, выборе конкретного экспертного учреждения и привлечении в качестве экспертов определенных лиц. Очевидно, что для обеспечения реальной состязательности в процессе сторона защиты должна быть наделена правом назначения экспертизы.
Возможно ли это при нехватке экспертов и, самое главное, существующей практике безусловного признания выводов экспертов следствием и судом? Наделение защиты правом назначение экспертизы следует рассматривать как задачу на более или менее отдаленную перспективу, которая в настоящее время решена быть не может. При этом необходимо понимать, что только состязательность, представление альтернативных экспертных заключений способно повысить качество экспертиз, вывести экспертную систему из состояния стагнации.
Еще одним направлением развития экспертной практики является использование специальных познаний в области психологии и психиатрии для решения новых задач, вне рамок традиционной экспертизы. Так, в уголовном судопроизводстве эксперты могут быть привлечены для установления мотива совершения преступления обвиняемым (подсудимым), выявления у потерпевших психических и поведенческих нарушений, характерных для лиц, перенесших насильственные посягательства, например травматической сексуализации у жертв сексуальных преступлений. При разрешении судами споров, связанных с воспитанием детей, (определение места жительства ребенка, порядка общения с ним отдельно проживающего родителя и т.п.) возникает необходимость выявления привязанности ребенка к каждому из родителей, установления последствий неисполнения родительских обязанностей или злоупотребления родительскими правами. Решение этих вопросов, принятие судом решения, соответствующего интересам ребенка невозможно без использования специальных познаний в области психологии и психиатрии. Судебная практика знает успешные случаи решения экспертами нетрадиционных задач, и не только в крупных городах, но и в глубинке. В городе Оленегорске Мурманской области привлечение психолога, использующего метод нейролингвистического программирования, позволило следователю получить доказательства, подтверждающие наличие прямого умысла на убийство ребенка у его матери.
К сожалению, подобные примеры единичны, они доказывают косность и ригидность судебно-психиатрической экспертной службы, игнорирующей интересы и запросы практики. Семейный кодекс действует с 1996 г., однако до настоящего времени эксперты не обозначили предмет экспертизы по спорам, связанным с воспитанием детей, не обозначили вопросы, которые могут быть решены ими при рассмотрении судами указанной категории дел. В Уголовный кодекс России, действующий с января 1997 г. включено новое основание, исключающее уголовную ответственность – так называемая возрастная невменяемость. За прошедшие восемь лет, несмотря на то, что из пяти несовершеннолетних, признанных не подлежащими уголовной ответственности, два отстают в психическом развитии, методика производства указанных экспертиз не разработана. Следствием такой пассивности судебно-психиатрической экспертной службы является полная рассогласованность в применении нормы о возрастной невменяемости.
Негативно сказывается на качестве экспертных заключений и отрыв судебной психиатрии от общей. Абсолютно недопустимым и методологически ошибочным является отождествление судебными психиатрами понятий психическое расстройство и невменяемость. Использование в судебной психиатрии особого, отличного от общей психиатрии понятия психического расстройства юристами уже воспринимается как норма, хотя именно это обстоятельство приводит к многочисленным экспертным ошибкам. С введением субспециальности «судебная психиатрия» разрыв судебной психиатрии от общей станет еще глубже. Можно сказать, что судебная психиатрия оторвалась от базовой дисциплины, своего научного фундамента – общей психиатрии. При этом судебная психиатрия игнорирует новые задачи, которые ставят пред ней уголовное и гражданское право, хотя как прикладная дисциплина она призвана удовлетворять нужды юридической практики. По моему глубокому убеждению, давно назрела необходимость задуматься о дальнейшем развитии судебной психиатрии: будет ли это продолжение движения по пути самоизоляции и застоя, либо судебные психиатры сумеют переломить негативные тенденции и стать на путь обновления.