Психиатризация действительности – это неизбежно политизация психиатрии

(ответ на заявление проф. Ю.И.Полищука «О негативном влиянии СМИ на психическое здоровье»)

Первое впечатление от статьи проф. Полищука – уж не мистификация или пародия эта работа? Нарочито наукоподобное обоснование цензуры в атмосфере ее настойчивой востребованности властями создает комический эффект.

Грандиозная в своих претензиях концепция с жесткими практическими рекомендациями выдвигается на основании заявлений общественных и политических деятелей в СМИ, за цензуру которых автор выступает. Статья носит не научный, а публицистический характер и не имеет отношения к психиатрии. Однако этот текст составил содержание мартовского заседания Пленума Российского общества психиатров, а год назад проф. В.С.Ястребов в качестве директора эфемерного Института изучения и предупреждения террористической деятельности послал Президенту В.В.Путину Обращение того же содержания. Все это заставляет нас ответить на присланный в редакцию текст по существу.

Психическое здоровье понимается проф. Полищуком безмерно широко, в духе курьезного ВОЗ’овского определения как «полного физического, душевного и социального благополучия». Между тем, физическое здоровье, психическое здоровье и духовное здоровье - вещи, совершенно различные. Понятие духовного здоровья является метафорическим, оно лишено медицинского смысла. Речь нередко идет о согласованности мировоззрения конкретных людей с господствующей идеологией общества или идеологией правящей партии. Хорошо известно, что режимы Муссолини, Сталина и Гитлера культивировали спорт, здоровый образ жизни, цельную монистическую идеологию. Записывать в психиатрию, даже пограничную, все экзистенциальные кризисы, внутренние и ситуационные конфликты, стрессы, фрустрации – некий империализм узко профессионального подхода.

Особый смысл эта статья приобретает в свете острой полемики, которую НПА России с 1995 г. вела с проф. Полищуком, как идеологом антикультизма в отечественной психиатрии. Эти идеи, после их дезавуации Российским обществом психиатров, сконцентрировались в Центре им. Сербского (группа проф Ф.В.Кондратьева). Твердая позиция обоих научных обществ привела к трансформации обвинений в адрес «тоталитарных сект», потом «деструктивных культов», а потом «нетрадиционных» религиозных организаций. Первоначальное обвинение в «грубом вреде психическому здоровью и деформации личности» сменилось «незаконным использованием гипноза», затем «незаметно проводимым внушением» и, наконец, «внедрением на подсознательном уровне» чуждой идеологии даже в антиалкогольных текстах. Последние две формулировки универсальны, их легко применить к кому и чему угодно. В настоящей статье они распространяются уже на СМИ. Следующим шагом сможет стать любая политическая или иная оппозиция.

По общему смыслу текста автор солидаризируется с теми, для кого, скажем, честная информация о ситуации в Чечне вреднее, чем сама эта ситуация, с теми, кто протестует не против повсеместного распространения набора пыток в системе МВД, а против их реалистической демонстрации и даже упоминания. Выходит, жестокость в обществе нарастает не от лагерных университетов, которые проходят у нас миллионы людей, не от десятилетних Афгана и Чечни, а от информации о них. Но отсутствие такой информации у общества способствует перманентности ситуации, отсутствие же ее у правительства в конечном счете неизбежно вносит вклад в гибель государства. Медицина дает великое множество примеров, которые можно рассматривать как гомологичную модель решения этой проблемы. Полноценная терапия устраняет не информацию о неблагополучии, например, боль, а само неблагополучие, и тем вернее также и боль. Иначе, приняв наркотик, будешь ходить на сломанной ноге, повреждая ее все больше. Можно сказать, что более всего обеспокоили проф. Полищука и тех, кого он цитирует, не содержание информации, т.е., не само неблагополучие, а его реалистическое изображение. Чем не призыв вернуться к соцреализму и осуждению «клеветы на советский государственный строй»?

Мы видим, что предлогом призыва к цензуре выступают жестокость, насилие и порнография. Социологические и социально-психологические научные исследования показали, - и это уже давно азбучная истина, - разнообразие реакций на демонстрацию насилия и порнографии. Подражающих насилию не больше чем тех, кто вооружается для защиты, другие игнорируют, избегают такие передачи или, глядя, «не видят» эти места, а большинство действительно «черствеет», но это естественная самозащита.

Мы помним, как на потеху всему народу оказалось невозможным определить понятия фашизма и порнографии. Ничего удивительного, когда знаешь, кто этим занимается. Одна из первых комиссий на предмет наличия порнографии в кинофильмах, созданная в Центре им. Сербского, использовала их как «клубничку». Шел вал порнографии, а из лагерей нам писали люди, осужденные за коллекции репродукций ню великих художников. Дело в лицемерии и бескультурьи ответственных за это людей. Экспертиза порнографии – дело не психиатров и не психологов, не юристов и тем более не чиновников. Это дело искусствоведов и социологов искусства. Любой натурализм, органичный в ткани выдающегося произведения искусства, теряет всякий привкус скабрезности («История греха», «Ночной портье», «Механический апельсин»). Вырванный из контекста, превращенный в самоцель, сгущенный как в попурри из В.Сорокина «Идущими вместе», он превращается в порнографию. Но костры из книг горели не за счет этого незаконного тиража, это была акция вполне в духе гитлерюгенда, который тоже «шел в ногу со временем».

Казалось бы, у всех на глазах - какие фильмы закупаются для демонстрации по государственным каналам ТВ, приоритет экономических механизмов и то, как легко можно спровоцировать призывы к цензуре таким образом. Однако, «быть на глазах» и «видеть» – разные вещи. По поводу жестокой сцены в талантливом фильме незаурядный коллега на пленуме РОП говорил также («я бы пнул ногой в рожу режиссера»), как красноармейцы 1918 года, маузерами принуждавшие актеров менять сценарий в «справедливую сторону». При этом, мы знаем, как все проходят мимо реального насилия на улицах. Чеховский призыв выдавливать из себя по капле раба не стареет.

Безусловно, особняком стоит проблема детского и подросткового восприятия. Здесь травматические и патологические фиксации и подражание – острейшая проблема. Но решать ее, переходя всем миром на детское питание, нелепо. 40 лет назад изобрели бактерицидную пластмассу, начали делать из нее дверные ручки и пластик для пола в детских яслях. Увы, дети в них болели чаще и тяжелее всего. В свете этого предложение проф. Полищука – апофеоз страусовой политики, политики инкубаторов и оранжерей. Такие рецепты дадут результаты, обратные желаемым. Но крикливая демагогия в Думе, в который раз игнорирующая мнение профессионалов (проф. И.С.Кон и мн.др.), в погоне за дешевой популярностью уже привела к тому, что 27.06.02 414 из 417 депутатов Государственной Думы проголосовали за законопроект, по которому за демонстрацию среди лиц до 18-летнего возраста порнографических материалов вводится наказаний до 6 лет лишения свободы (для сравнения: за убийство – от 6 до 15 лет).

Проф. Полищук положил начало чуждому для традиций отечественной психиатрии представлению о всесилии психического воздействия на личность и психическое здоровье, хотя это грубо противоречит клинической психиатрии, социальной психологии и педагогике.

Фундаментальное классическое понятие аномии трактуется проф. Полищуком вторичным образом через вторые руки. Какой смысл говорить, что устрашающие телепередачи способствуют аномии, если аномия – это потеря доверия и уважения к институтам своего общества. Ни в демократических, ни в тоталитарных обществах нет такой проблемы.

Выдвигаемая проф. Полищуком концепция «информационной экологии» игнорирует по меньшей мере две вещи. Во-первых, давно обнаружившуюся малопродуктивность информационного подхода в психологии и психиатрии. Мы показали это еще в пору первых (и своих собственных) увлечений такого рода на примере «информационной теории психотерапии» В.А.Свядоща, сумев убедить его в дискуссии на V Всесоюзном съезде психиатров и невропатологов (1969), что такой подход только обедняет его собственно профессиональные достижения, и на примере «информационной теории эмоций» П.В.Симонова (1970), совершенно наивной и к эмоциям не относящейся. Во-вторых, наличие выдающихся классических разработок этой темы Якобом фон Юксикюлем, Куртом Левиным, Гордоном Олпортом и др. делает дальнейшие шаги вне этого контекста, с отсылочным аппаратом, игнорирующим грандиозный по многообразию и объему опыт многих наук, доморощенной затеей.

Слово «цензура», как еще, к счастью, ощутимый срам, автором стыдливо прикрывается наукоподобным фиговым выражением: «превышение ПДК (предельно допустимых концентраций) негативной информации теми или иными СМИ должны отслеживаться специальным профессиональным органом, выносящим этим СМИ предупреждение», а затем штрафующим и лишающим лицензии на основе специального закона. Чем «Орган» не ГЛАВЛИТ? Наукоообразность и законообразность нового грима родного тоталитаризма бесконечно далеки от права и науки.

Резон в работе проф. Полищука, который мы видим и разделяем, - это необходимость экспертизы и цензуры лживой агрессивной рекламы. Радио, телевидение, газеты, вклейки, вкладыши, листовки, объявления не просто зазывают, они запугивают и нагло обманывают, они реально грубо вредят, проталкиваясь во все поры жизни. Рядом с этим все прочее – детский сад. Но за рекламу хорошо платят. Почему-то в статье об этом ни слова. В ней – любезный для властей призыв «разбить зеркальце», что обычно и делается. Проф. Полищук предлагает называть это заботой о психическом здоровье народа. Что это, как не признание, что наша действительность – Горгона Медуза?

Ю.С.Савенко