Воспитание чувств: «творческая педагогика» ПНД и «операция прикрытия» Департамента здравоохранения

Правовая и консультативная помощь НПА пострадавшему от противозаконных действий учреждений медицины и здравоохранения

Жили-были мама и взрослый сын. Беспокойная московская семейка, каких немало. Ссоры, жалобы, обвинения друг друга во всех смертных грехах. В местное отделение милиции регулярно поступают заявления от Дмитрия Одинцова с жалобами на неадекватное поведение матери: принесла домой 15 кошек и собак, содержит в антисанитарном состоянии квартиру, высовывается из окна и кричит, что ее насилуют, забывает выключить газ, шумит по ночам и т.п. Надо сказать, что соседи тоже недовольны г-жой Одинцовой и считают ее не совсем нормальной.

Так, например, они не смогли вынести ее любовь к бездомным животным, которых она содержала на лестничной площадке, возмутились и потребовали прекратить антисанитарию. Г-жа Одинцова обиделась, но спорить не стала, и переселила всю кошачье-собачью стаю себе в квартиру, подвергнув недюжинному испытанию терпение своего сына. Постоянно он там не живет, говорит, что это невозможно, но наведывается довольно часто, там остались его вещи, оргтехника и т.п.

Милиции любительница кошек тоже хорошо известна. Они неоднократно выезжали по вызовам в «нехорошую квартиру» и фиксировали неадекватное поведение г-жи Одинцовой.

Вся эта любовь и борьба продолжались ни много ни мало, пять лет. На пятом году конфликта, сотрудники ОВД обратились в психоневрологический диспансер с просьбой принять меры медицинского характера к г-же Одинцовой, приложив к собственной петиции полученные ими заявления сына, в которых он нелестно отзывался о своей матери. Диспансер решил выступить в роли … третейского судьи и пригласил к себе обоих. Мать приглашение приняла, добровольно прошла освидетельствование, и, по словам врачей, в настоящее время посещает диспансер и принимает лечение в связи с диагнозом «сенильная деменция, умеренная степень». А вот сын посмел не явиться…

Рассказывая о взаимоотношениях с сыном, г-жа Одинцова дала понять, что он бывает агрессивен по отношению к ней. И хотя заявлений по этому поводу она не писала, и уж тем более не обращалась с официальной просьбой об освидетельствовании сына, ПНД самостоятельно решил выйти в суд с ходатайством о недобровольном освидетельствовании Дмитрия Одинцова.. Порывшись в архиве, врачи обнаружили его старую амбулаторную карту 1977 года, заведенную в связи с тем, что он проходил обследование в психиатрической больнице в связи с призывом в армию. Жаловался он на повышенную утомляемость, диагноз звучал следующим образом: «Последствия органического поражения головного мозга неясного генеза». В результате Дмитрий Одинцов получил военный билет с отметкой «годен с ограничениями». Впоследствии никаких переосвидетельствований Дмитрий не проходил, поскольку по роду своей работы имел освобождение от армии. Два года его амбулаторная карта лежала в ПНД, никто о нем не вспоминал, а в 1979 году он был снят с учета в связи «с необращаемостью», и карта была сдана в архив.

Проявив невиданный энтузиазм, врачи ПНД откопали злосчастную карту. Диагноз, при котором человек, хоть и с ограничениями, но все же был годен к военной(!) службе, стал основанием для врачей диспансера, чтобы сформулировать следующее: Одинцов «страдает хроническим психическим заболеванием», и его поведение свидетельствует о том, что оставление без психиатрической помощи может привести к существенному вреду его здоровью. Московские суды редко спорят с психиатрической службой. Судебная санкция на недобровольное освидетельствование Одинцова была получена. Адвокат Одинцова оспорил это решение, однако кассационная инстанция также подтвердила необходимость его освидетельствования. Врачи вновь утверждали, что он страдает «хроническим психическим расстройством», а принесенную Одинцовым справку из клиники «Психическое здоровье», где он накануне прошел обследование у психолога и психиатра, получив вердикт «психически здоров», отвергли на том основании, что у специалистов этой клиники не было анамнестических данных. Как будто решение о применении недобровольных мер принимается на основании анамнестических данных, а не на основании настоящего психического статуса.

Будучи вполне законопослушным гражданином, но имея все основания не доверять врачам ПНД, Одинцов обратился в организационно-методический отдел главного психиатра Москвы с просьбой провести ему добровольное освидетельствование с участием представителей НПА России. 12 мая такое освидетельствование состоялось. Комиссия записала в своем заключении, что «психических расстройств у Одинцова не выявлено». Убедительного ответа на вопрос о причинах обращения в суд главный врач ПНД дать не смог. «Вы что, полагали, что Одинцова следует стационировать в недобровольном порядке?» - «Нет» - «А зачем же тогда Вы обращались в суд?» - «Мы просто хотели на него посмотреть». Представление о том, что недобровольные меры психиатрического характера должны применяться лишь в случае, когда есть основания полагать наличие тяжелого психического расстройства, которое нужно экстренно лечить, главному врачу ПНД, вероятно, неведомо. Коллеги высказали ему свое мнение, но лишь в приватном порядке и очень мягкой форме.

Надежды Дмитрия Одинцова на то, что ему будут принесены извинения за незаконные действия диспансера, не оправдались. Вместо этого, комиссия прочла ему лекцию о том, как нужно относиться к пожилым родителям. А главный врач ПНД вел себя как победитель: «Я решение суда выполнил, теперь могу сдать карту в архив». Но даже эта оригинальная сентенция не стала финалом странной истории. Одинцов обратился в Департамент здравоохранения с просьбой выдать ему письменное заключение комиссии, на что имел законное право. После неоднократных, устных и письменных, обращений Дмитрий получил коротенькое извещение, в котором ему сообщалось, что «по результатам освидетельствования Дмитрий Одинцов в динамическом наблюдении диспансера не нуждается». Подробное заключение выдать отказались. Отказ мотивировали болезнью руководителя, потом несуществующим положением о том, что выдача такого документа возможна только по судебному запросу, потом.. . в итоге отказали без внятного объяснения причин.

НПА обратилась в Московскую прокуратуру, которая переслала жалобу в Департамент здравоохранения. Ответ департамента: обращений г-на Одинцова к ним с просьбой о выдаче заключения не было. Не было и все. Оставив попытки вразумить чиновников, НПА написала еще одну жалобу, на этот раз руководителю Департамента, о том, что Дмитрий Одинцов не может получить свое медицинское заключение, хотя ст. 31 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан прямо говорит о том, что человек имеет право на получении копий своих медицинских документов. Акт прислали. Но формулировки акта существенно отличались от тех, которые фигурировали в заключении, подписанном представителями НПА во время проведения комиссии. Так, например, во время комиссионного освидетельствования было записано: «психических расстройств не выявлено». В экземпляре Акта, полученном Одинцовым, написано «Психотических расстройств не выявлено». Кроме того, в акте утверждается, что Одинцов «разубеждению не поддается, стенично заряжен на борьбу с ней (матерью)». Ничего подобного во время комиссии не говорилось. В НПА недавно пришло письмо от Одинцова. Он спрашивает, как ему дальше быть? Может ли он как-то оспорить действия диспансера? При этом сообщает, что его мать начала принимать психотропные препараты, стала мягче, спокойней, и их отношения улучшились. Вот Вам и «стеничная заряженность на борьбу»!

Ложно понятая честь мундира сподвигла коллег на действия, которые не совмещаются ни с моралью, ни с законом.

А мы говорим о реформе, о том, что нужно оказывать помощь гражданам по месту жительства, строить с ними отношения доверия, уважения, сотрудничества…

Елена Фетисова