Матери, убившие своих детей. Современное состояние проблемы в судебной психиатрии

В.В. Русина*

* Воронежский областной клинический психоневрологический диспансер

В статье анализируются клинические и социальные факторы риска убийства женщинами своих детей. В обзоре литературы и представленном исследовании рассматриваются две группы матерей, одни из которых совершили неонатицид (убийство новорожденного в первые 24 часа жизни), другие – убийство детей старше одного дня жизни, выделены общие характерные черты и различия между группами. Показано криминогенное значение высокого уровня психических расстройств у женщин, совершивших убийство своих детей.

Ключевые слова: неонатицид, детоубийство, жестокое обращение с детьми, психические расстройства у женщин, факторы риска.

Детоубийства занимают заметное место в структуре «женских» преступлений. Эта проблема существовала в России с давних времен. Еще в своде судебных решений и указов (Уставе) князя Ярослава была установлена ответственность матери за убийство новорожденного (Лысак Н.В., 2004). В Уставе Владимира Святославича речь шла, прежде всего, об ответственности за избавление от внебрачного, незаконнорожденного ребенка (Лысак Н.В., 2004). За эти преступления женщины подвергались церковному суду, им назначались публичные религиозные наказания в виде покаяния, срок которых также определялся соответствующим церковным иерархом. В дальнейшем данные принципы были лишь в общем виде закреплены в Соборном Уложении 1649 года, поместившем убийство родителями своего ребенка среди преступлений против церкви и утвердившем дифференцированный подход к вопросам ответственности за детоубийство, исключавшем казнь, тогда как убийство мужа женой рассматривалась как одно из наиболее тяжких посягательств. Однако наказание ужесточалось, если имело место убийство матерью незаконнорожденного (внебрачного) ребенка (Российское законодательство Х–ХХ веков). В период правления Петра I любые преступления против членов семьи были приравнены к религиозным и воинским преступлениям и наказывались колесованием, при этом ни о каком снисхождении к женщинам-детоубийцам, независимо от их семейного статуса, не упоминалось (Российское законодательство Х–ХХ веков). В принятом в 1832 году «Своде законов уголовных» отмечалось различие «чадоубийства» и «детоубийства» (убийство малолетнего, новорожденного), причем эти преступления относились к умышленным, совершенным при отягчающих обстоятельствах, «особенным смертоубийствам» (Российское законодательство Х–ХХ веков). В последовавшей кодификации уголовных законов Российской Империи, в «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных» (1845 г.) впервые в мире психическое состояние матери-детоубийцы было признано обстоятельством, подлежащим исследованию и учету при назначении наказания, способном смягчить ответственность осужденной. Но возникновение данного состояния все же связывалось с семейно-правовым статусом женщины и ее ребенка, и если имело место убийство законнорожденного, то женщине предписывалось назначение более строгого наказания. Позднее были предприняты попытки смягчения наказания матерей, убивших своих внебрачных детей (статья 461 проекта нового Уголовного уложения от 1903 г.) (Боровитинов М.Н., 1905).

К 1888 г. большинство европейских стран установили законодательное различие между детоубийством и убийством, определив более мягкое наказание для матери, убившей свое дитя в результате психического расстройства (American Psychiatric Association Statement on the Insanity Defense and Mental Illness, 2002).

Законодатель Советской России данный привилегированный состав преступления не воспринял, и в случае привлечения матери-убийцы к уголовной ответственности по статье 142 УК РСФСР (1922 г.) «Убийство», суд был обязан вменить ей в вину два отягчающих обстоятельства: 1) убийство лицом, на обязанности которого лежала забота об убитом; 2) с использованием беспомощного состояния убитого согласно ст. 136 УК РСФСР (1926 г.). Однако отечественные криминологи, не согласившись с такими изменениями, постоянно обращали на это внимание законодателя, и в 1926 году Уголовно-кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР в своем инструктивном письме разъясняла, что борьба с детоубийством должна идти не столько по пути уголовной репрессии, сколько по пути улучшения материальной обеспеченности матерей-одиночек и изживания вековых предрассудков, особенно распространенных в сельской местности, и ориентировала суды на дифференцированный подход при назначении наказания матерям, убившим своих малолетних детей. Если подобного рода преступление совершалось впервые и вызвано указанными выше причинами, то женщине назначалось лишение свободы на минимальные сроки или ставился вопрос об условном осуждении, однако при совершении преступления «достаточно культурной матерью и притом при сравнительно благоприятных материальных условиях» никаких оснований для применения мягких мер не предусматривалось. В 1936 году был издан циркуляр Верховного Суда и Народного комиссариата юстиции РСФСР, в котором мотивы детоубийства вследствие «материальной нужды, низкого культурного уровня, нападок и издевательства со стороны родных и окружающих и т.п.» не являлись предпосылками смягчения наказания (Красиков А.Н., 1999). Такой подход в целом сохранил и УК РСФСР (1960 г.), по которому деяние матери-убийцы квалифицировалось как убийство, совершенное без отягчающих обстоятельств по статье 103. Тем не менее, статьей 38 УК было закреплено основание, смягчающее ответственность, в виде «совершения преступления вследствие стечения тяжелых личных или семейных обстоятельств», которое трактовалось судами достаточно широко, и судебная практика шла по пути снижения наказания матерям, убившим своих детей.

К этому времени в Великобритании в 1922 году был принят Акт о детоубийстве, суть которого заключалась в том, что если женщина убивала новорожденного в состоянии, «когда баланс ее психического состояния был нарушен эффектом родов», она признавалась виновной в преступлении «меньшем, чем убийство», избегая, таким образом, смертного приговора. В пересмотренном Акте о детоубийстве от 1938 г. была дана более определенная дефиниция понятию «новорожденный ребенок», ограничивая возраст ребенка 12 месяцами, в причинные факторы психических нарушений была включена лактация, а детоубийство было приравнено к непредумышленному убийству. Канада последовала подходу Британского законодательства к совершившим неонатицид матерям, в отличие от США, где специально выделенной статьи, посвященной неонатициду, нет, поэтому женщины обвиняются в совершении убийства (Oberman M., 1996). Модифицированный английский Акт о детоубийстве 1922 г. был добавлен в уголовный кодекс Канады в 1948 г. (Kramar K.J., 2005). В России убийство матерью новорожденного было выделено как «привилегированное» преступление (статья 106 УК РФ) в 1996 году. К концу XX века 29 стран изменили меру наказания в случае совершения женщиной неонатицида (убийства новорожденного в первые 24 часа жизни) и инфантицида (убийство ребенка возрастом до 1 года жизни), признавая уникальные биологические изменения в организме, вызываемые деторождением (American Psychiatric Association Statement on the Insanity Defense and Mental Illness, 2002). Интересен факт, что распространенность инфантицида в странах, где за его совершение полагается наказание, не отличается от тех стран, где за его совершение назначается принудительное лечение (Marks M.N., 1996).

Острота описываемой проблемы в нашей стране подчеркивается данными ГУИН МВД РФ, согласно которым наблюдается постоянный рост числа убийств новорожденных и малолетних детей, совершенных их родителями или родственниками. Пик детоубийств пришелся на 1986 год (248 случаев), в 1990-1995 годах отмечалось 106-110 детоубийств, но в 1997 году было зарегистрировано на 14,7% больше детоубийств, чем в 1996 году, а в 1998 году соответственно на 15,4%, в 1999 году на 16,2%, в 2000 году на 9,7%, в 2001 г. на 10,3%, в 2002 году на 10,8% (Состояние преступности в России. ГИЦ МВД РФ, 1997 г. г., 1998 г., 1999 г., 2000 г., 2001 г., 2002 г.). Тем не менее, точной статистики детоубийств нет. По подсчетам экспертов в год совершается до 5 тысяч данных преступлений (Волкова А.Е., 1995). Также с начала 90-х годов к концу века более чем вдвое выросло число убийств матерями новорожденных (Криминогенная ситуация в России на рубеже 21 века, 2000).

При рассмотрении факторов риска совершения детоубийства, рядом авторов было установлено, что первый год жизни является критическим, а наивысший риск приходится на первый день жизни ребенка (Browne K., Lynch M., 1995; Marks M.N., 1996).

Многими исследователями отмечалось, что у женщин, убивших детей старше одного дня жизни, по сравнению с матерями, убившими новорожденных, чаще встречались психотические расстройства, суицидальные попытки (Resnick P.J., 1970; d 'Orban P.T., 1979; Cheung P.T.K., 1986; Bourget D. et al, 1992; Haapasalo J. et al, 1999), а также предыдущие госпитализации в психиатрические стационары (Pitt S.E. et al, 1995).

В Центре Судебной Психиатрии г. Энн Арбор, штат Мичиган, США C.F. Lewis et al (2003) было проведено изучение 55 случаев убийств женщинами своих детей, выявившее у 52,7% обследованных психотические расстройства, среди которых наиболее часто диагностировались шизофрения, большой депрессивный эпизод; а также расстройство личности. Женщины с психотическими расстройствами имели нескольких желанных детей, которых убивали при помощи орудия. Женщины, признанные психически здоровыми, чаще всего избивали своих детей до смерти (87,5% всех смертей от избиения). Также гибель детей, связанная с отсутствием должного ухода (от голода, утопления, неоказания медицинской помощи), встречалась исключительно в этой группе матерей.

В своей работе M. Smithey (1997) выявила распространенное среди матерей, убивших своих детей, не достигших 3-хлетнего возраста, злоупотребление психоактивными веществами, ранее перенесенное ими сексуальное или физическое насилие, низкую социальную поддержку. J.D. Marleau et al (1995), обследовавшие женщин, находившихся в психиатрическом стационаре в связи с убийством своих детей, отметили такие же социальные факторы.

Исследованию различных психических нарушений, возникающих женщин в послеродовой период, и их судебно-психиатрической оценке посвящены многолетние исследования в ФГУ «ГНЦ социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского». В.П. Мартыненко (1974), изучавшей общественно опасные действия, направленные на детей, у женщин, больных шизофренией, отмечалось, что предшествующие совершению деликта психогении, роды, привносят в структуру шизофренического психоза ряд новых психопатологических образований, повышающих социальную опасность женщин.

Специальному изучению психотических состояний послеродового периода и разработке критериев судебно-психиатрической оценки совершаемых в этот период агрессивных действий в отношении новорожденных посвящена работа М.С. Доброгаевой (1972). По данным автора, психические расстройства послеродового периода представляют собой сборную группу психозов, характеризующихся полиморфизмом клинических проявлений и нередко объединяемых между собой только фактором родов. В послеродовый период наиболее часто встречаются шизофренический процесс, реактивные состояния и собственно послеродовые психозы, которые имеют полиморфную психопатологическую структуру, а их характерной чертой является наличие соматопсихических корреляций и доброкачественность течения. В целом исследование показало, что независимо от нозологической сущности у психических расстройств послеродового периода имеются определенные общие клинические признаки, обусловленные особенностями соматоэндокринных нарушений, связанных с беременностью и родами, которые проявляются в остром возникновении психических расстройств, сравнительной кратковременности их течения, наличии в клинической картине психоза симптомов помраченного сознания, аффективных нарушений и явлений астении.

В исследовании острых депрессивных реакций, относящихся к периоду совершения особо тяжких криминальных действий, М.А. Качаева (1983) уделила особое внимание развивающимся после родов реактивным состояниям, при которых чаще, чем при других психозах встречаются так называемые «расширенные самоубийства», когда помимо убийства новорожденного наблюдаются агрессивные действия в отношении других детей, близких родственников, а также попытки самоубийства. При оценке психического состояния женщин, убивших новорожденных, и привлекавшихся к уголовной ответственности по ст. 106 УК РФ, автором отмечалась предшествующая преступлению констелляция различных психогенных факторов, имеющих для женщины особую значимость, таких как жестокость мужа, болезнь ребенка, внебрачные роды, служебные неприятности, которые имели «ключевой характер» в соответствии со структурой личности женщины и ее системой ценностей и способствовали формированию невротической депрессии с идеями малоценности. Присоединение соматогенных факторов (беременность, роды) способствовали неуклонному нарастанию депрессивного аффекта, который быстро достигал витального уровня, сопровождался чувством безысходности, тревогой, страхом, отчаянием, мыслями о неминуемой гибели. При этом отчетливо выявлялась патологическая альтруистическая мотивация агрессивных криминальных действий, когда убийство совершалось из чувства «сострадания». Женщины, как правило, отличались астенической и психастенической преморбидной структурой личности (Качаева М.А., 1999).

Целью настоящего исследования являлось определение клинических и социальных факторов, способствующих совершению убийства женщинами своих детей.

Материал: были обследованы 40 женщин, убивших своих детей и прошедших судебно-психиатрическую экспертизу, которые были разделены на две группы: 1) совершившие неонатицид – убийство новорожденного (ст. 106 УК РФ), 23 человека; 2) совершившие агрессивные действия, повлекшие за собой смерть детей старше 1 дня жизни (ч.1, 2 ст. 105, ч.4 ст. 111 УК РФ).

В результате исследования было установлено, что среди убивших новорожденных преобладали женщины моложе 20 лет (27,3%, р<0,05), а среди женщин, совершивших убийство более старших детей, доминировала возрастная группа 25-29 лет (50%, р<0,05), представительницы которой чаще состояли в браке (31,3%, р<0,05), и они же чаще убивали своего единственного ребенка (62,5%, р<0,01), в то время как у матерей, совершивших неонатицид, имелось несколько детей (68%). Характерно, что женщины, убившие новорожденного, ранее чаще лишались родительских прав в отношении старших детей по сравнению с матерями другой группы (р<0,01).

Отношения с брачными партнерами у всех женщин преимущественно были несчастливыми, формально-равнодушными или конфликтными. Также и отношения с окружающими и близкими людьми у женщин в обеих группах были конфликтными, либо поддержка со стороны окружающих отсутствовала. Во всех случаях близкие женщинам люди замечали отсутствие должного ухода за детьми, наиболее часто пренебрегали своими обязанностями матери, совершившие неонатицид (30,4%). У женщин же, убивших более старших детей, потерпевшие чаще вызывали раздражение (23,5%, р<0,01). Характерно, что в этой группе матерей отмечались нелепые действия (12%), а также просьбы о помощи в уходе за детьми (12%). В результате отсутствия должного ухода за детьми к женщинам обеих групп нередко применялись административные санкции в виде выговоров, штрафов (13% и 17,5% по группам соответственно).

Гибели новорожденных предшествовало тяжелое материальное положение их семей (45,5%, р<0,01). У женщин, убивших более старших детей, какое-либо явное социальное неблагополучие отсутствовало (62,5%, р<0,01), однако у них в анамнезе часто отмечались аутоагрессивные поступки (31,3%, р<0,05), а также криминальные действия (30,4%, р<0,01), в то время, как совершившие неонатицид женщины, к уголовной ответственности привлекались впервые (95,5%, р<0,01).

На учете в психоневрологическом диспансере находились 41% (р<0,05) женщин, убивших детей старшей возрастной группы, преимущественно вследствие психотических состояний (шизофрения, послеродовый психоз). Среди совершивших неонатицид женщин 13% наблюдались вследствие ранее выявленной умственной отсталости. В период, предшествовавший преступлению, женщины осматривались врачами общей практики или психиатрами (13% и 29% по группам соответственно), при этом в группе матерей, убивших более старших детей чаще всего отмечались соматические жалобы или жалобы на психическое состояние (23,5%, р<0,01). Женщины, совершившие неонатицид, в подавляющем большинстве случаев скрывали свою беременность от окружающих, что, по мнению A.J. Wilkins (1985), является общей характеристикой женщин, убивших новорожденных, а S.H. Friedman et al (2005) считают, что подобное поведение, а также уклонение женщины от акушерско-гинекологической помощи могут служить предикторами неонатицида, указывая, однако на то, такое поведение трудно выявляется.

При оценке психического состояния женщин в момент совершения деликта было выявлено, что 50% совершивших неонатицид женщин каким-либо психическим расстройством не страдали, у остальных обнаруживалась пограничная патология (личностные расстройства, легкая умственная отсталость). У 8,7 % женщин этой группы в момент родов и в раннем послеродовом периоде отмечалось временное психотическое состояние (F 53.9 по МКБ-10), также у них чаще устанавливалось состояние эмоционального напряжения, оказавшего существенное влияние на их поведение при совершении преступления (18,2%). Женщины же, убившие старших детей, преимущественно совершали преступление по аффективно-бредовым мотивам вследствие заболеваний шизофренического спектра (50%, р<0,01), депрессивного эпизода (12,5%) или действовали импульсивно вследствие тяжелых личностных расстройств (19%, р<0,01).

При оценке личностных особенностей женщин, убивших детей старше одного дня жизни, у большинства отмечались сопряженные с агрессивностью черты как склонность к внешнеобвиняющим формам реагирования, вспыльчивость, возбудимость, импульсивность, раздражительность. В группе матерей, совершивших убийство новорожденного преобладал противоположный комплекс характерологических особенностей (тенденция не раскрывать свои чувства и переживания, зависимость, пассивность, отгороженность, замкнутость – 31,8%), как правило, в рамках акцентуации или личностной патологии тормозимого круга, а также была выявлена положительная корреляционная связь (rs=0,7) между такими характерологическими чертами и вероятностью неонатицида.

В результате судебно-психиатрической оценки психического состояния женщин было установлено, что способными осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими чаще признавались женщины, совершившие неонатицид (68%, р<0,01), в то время, как женщины, убившие детей старше одного дня жизни, чаще признавались неспособными осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими в момент совершения преступления (69%, р<0,01). Решение об ограниченной способности женщин понимать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими (ст. 22 УК РФ) в обеих группах было обусловлено декомпенсацией состояния у женщин, страдающих легкой умственной отсталостью (13,6% и 6,3% по группам соответственно).

Экскульпация совершивших неонатицид женщин (18,2%) происходила вследствие выявления возникшего у них в период родов временного психотического состояния, а также выраженного дефицитарного состояния в рамках умеренной умственной отсталости или при диагностированной негативной симптоматики\психотического состояния у страдающих психическими расстройствами шизофренического спектра.

Обсуждение: проведенное исследование позволяет сделать вывод, что в обеих группах женщин отмечалась констелляция различных факторов, способствующих убийству детей (тяжелое материальное положение и\или конфликтные\формальные семейные отношения, негативное давление и отсутствие поддержки со стороны родных, наличие у женщин психических расстройств, ограничивающих их адаптационные ресурсы), что вызывало снижение социальной адаптации и фрустрационной толерантности и проявлялось в неспособности осуществления должного ухода за детьми, что в преобладающем большинстве случаев привлекало к себе внимание окружающих.

Характерно, что у женщин, совершивших убийство новорожденных, реже выявлялись тяжелые психические расстройства, для большинства женщин и\или их родных беременность была нежелательной, что приводило к возникновению длительной психотравмирующей ситуации из-за тяжелого материального положения или страха перед родителями или быть «опозоренными перед окружающими», и на фоне которой вследствие специфических физиологических факторов, обусловленных беременностью и родами нередко развивались временные психические расстройства или особые эмоциональные состояния, обусловливавшие совершение агрессивных криминальных действий.

При совершении убийства женщинами своих детей возрастом старше одного дня жизни отчетливо выявляется влияние психопатологических механизмов в рамках нозологически различных психических расстройств, преимущественно с психотическими проявлениями и имевшимися предикторами в виде ауто- и гетероагрессивного поведения, отмечавшаяся нестабильность их психического и соматического состояния при осмотре психиатрами и врачами общей практики, высказываемые ими просьбы о помощи и раздражение в адрес погибших детей, значению которых не была дана должная оценка.

Таким образом, проблема детоубийств не только и не столько медицинская, в большей степени это социальная проблема, которая может быть решена совместными усилиями общественных структур на государственном уровне.