<<

Место культуры в судебной психиатрии

Л.Кирмайер, С.Руссо, М.Лешли (Монреаль, Квебек, Канада)

Cтатья впервые опубликована на английском языке в The Journal of the American Academy of Psychiatry and the Law 35: 98-102, 2007

Laurence J. Kirmayer, MD, профессор и директор отдела социальной и транскультуральной психиатрии McGill; Cécile Rousseau, MD, MSc, доцент того же отдела McGill University; Myrna Lashley, PhD, профессор отдела психологии John Abbott College, Монреаль, Квебек, Канада

Последние годы отмечается активизация дискуссий о месте культуры в правовой системе. И практикующие юристы, и представители академической среды высказали доводы как «за», так и «против» использования культуры в качестве защиты в уголовном процессе [1,2]. Внимание к культуре является существенным для понимания истоков поведения обвиняемого и роли волевых побуждений и умысла в его поступках. В более широком социальном аспекте чувствительность права к различиям между культурами может внести вклад в построение плюралистического общества, способного гармонично вмещать в себя ценностные различия, важные для культур его составных частей [3]. Свидетельством этому является, например, работа по совершенствованию, как обычного права, так и уважающего традиционные ценности согласия и взаимосвязи между людьми способа отправления правосудия, принятого среди канадских аборигенов, и включающего в себя обсуждение наказания между правонарушителями, потерпевшими и членами общины [4,5].

Те, кто поддерживают использование культуры в качестве защиты [от уголовного наказания], утверждают, что, в сущности, это несправедливо – судить человека, основываясь исключительно на неизвестных ему общественных нормах и ценностях. Более того, поскольку культура формирует личностную идентичность, эмоциональные реакции и шаблоны мышления, можно ожидать, что она влияет на мотивацию и умысел в ситуациях, включающих в себя преступные деяния. С учетом аргументации, касающейся обсуждения роли произвольности и умысла в процессе установления виновности правонарушителя, внимание к культуральным факторам представляется естественным в справедливой системе правосудия.

Противники такого плюралистического взгляда утверждают, что использование культуры в качестве защиты [в уголовном процессе] несет в себе опасность. Применение противоречивых или спорных стандартов подорвет объективность судебной системы: преступления, которые не осуждаются местными культурными традициями, не будут наказаны, в результате целые группы населения подвергнутся стигматизации в связи с тем, что не придерживаются моральных и юридических норм, которых придерживается остальное общество. Защитники универсальных прав человека отмечают важность четко сформулированных стандартов, которые должен соблюдать каждый человек и которые должны применяться к каждому человеку, подвергающемуся суду [6,7].

Эти непрекращающиеся юридические дебаты в обществе, вмещающем в себя множество различных культур, находят свое отражение в судебной психиатрии, где специалистов могут попросить дополнить их обычную психиатрическую оценку анализом социальных и культуральных факторов, которые могут объяснить с учетом особенностей среды поведение лиц, обвиняемых в совершении преступлений. Boehnlein и коллеги указывали на сложность этой сферы и высказали предположение, что рассмотрение культуральных факторов на стадии вынесения приговора может вызвать меньше возражений, чем использование культуры как защиты на стадии установления вины [8]. В таком случае установление факта преступного деяния отделяется от вопросов, касающихся степени выраженности преступных намерений и адекватности наказания. Внимание к роли культуры может также оказать помощь в выборе наиболее подходящих реабилитационных мероприятий.

Оценка влияющих на поведение факторов культуры может быть произведена психиатром или психологом, знакомым с языком и культурным окружением пациента, либо имеющим доступ к переводчикам или культуральным посредникам [9,10]. Сведения о культуре в Приложении 1 к DSM-IV создают основу для систематизации культуральной информации, имеющей отношение к психиатрической оценке, и хотя не предназначались для этой цели, могут использоваться в судебно-психиатрическом контексте [11,12,13]. В поддержку важности учета культурного фона Boehnlein и коллеги привели пример оказавшегося перед угрозой смертной казни беженца из Кампучии – случай, когда массивная травматизация в период формирования личности, очевидно, способствовала совершению уголовного преступления. Решающие факторы, оказавшие в данном случае влияние на приговор, были связаны с воздействием перинатальной травмы (гипоксия мозга и последующее его повреждение, результатом чего явилась плохая успеваемость в школе и импульсивность) и организованного насилия (проявляющего себя многими путями: прямо - как причина физической и психологической травмы; а также нарушая процесс воспитания в семье и способность к социализации).

Уменьшенная виновность людей с явными когнитивными нарушениями давно признается правом и учитывается при вынесении судебных решений [14]. Такие решения, принятые в последнее время в Соединенных Штатах и запретившие использование смертной казни в отношении лиц с отставанием в умственном развитии, отражают фундаментальный принцип справедливости[15]. Boehnlein и коллеги, обсуждая приводимый ими случай, отмечают, что вопросы культуры возникают, главным образом, тогда, когда речь заходит об адекватном применении «культурно - беспристрастных» и поддающихся интерпретации методов нейропсихологического тестирования или клинической оценки, а также при работе с переводчиками [8]. Эти вопросы являются важными, имея в виду, что надежных тестовых инструментов, чувствительных к факторам, связанным с принадлежностью человека к определенной культуре, для людей из многих культур не существует, а большинству клиницистов недостает подготовки и опыта для работы с переводчиками или культуральными посредниками. Однако эти технические проблемы имеют очевидные решения, включая изменения в программах профессиональной подготовки и аккредитации.

Ознакомление судей и присяжных с информацией, касающейся культуры, может сыграть существенную роль в улучшении функционирования cудебной системы.

Стоит спросить, однако, являются ли некоторые социальные и культуральные факторы настолько привычными или само собой разумеющимися, что не признаются или не учитываются при объяснении причин криминальных действий? Получит ли молодой афро-американец, выросший в городском гетто и подвергавшийся многократным травмам и насилию, более мягкий приговор, если «культуральный» психиатр или психолог предоставит опытным путем установленную информацию о том, каким образом воспитание и окружающая обстановка влияли на его поведение?

Культуральный психиатр мог бы с определенностью утверждать, что люди, систематически подвергавшиеся дискриминации, результатом чего явилось формирование у них когнитивных расстройств, должны получать некоторое смягчение приговоров. В подобных обстоятельствах, однако, психиатр может столкнуться со значительным сопротивлением со стороны тех, кто считает неравенство в американском обществе, обусловленное принадлежностью в определенной культуре (вытекающее из истории расизма и рабства), естественным или даже возлагает ответственность за это длительно существующее неравенство на жертв наследия исторической несправедливости [16]. Такое расхождение в реакциях людей на убедительную историю пережившего геноцид человека, приехавшего сюда из далекой страны, и знакомая картина еще одной, живущей в соседней стране жертвы несправедливой социальной системы, указывают на опасность отношения к «культуре», как концепции, игнорирующей социальные, политические и экономические факторы, порождающие структурное насилие.

Культуральная психиатрия должна уделять внимание и культуре хорошо знакомой, и, в особенности, взаимодействию между ценностями доминирующего сообщества и тех местных сообществ и индивидуумов, которые систематически ставятся господствующей идеологией и общественными институтами в невыгодное положение. Концентрацию внимания к культуре на культуре «другого» следует дополнить основой для оценки, охватывающей вопросы, относящиеся к социальным ограничениям определенных групп, истории их миграции, и, в особенности, их позиции в отношении идеологии и практики доминирующей культуры американского общества. В случае Соединенных Штатов необходимо учитывать широко распространенное влияние расизма и его наследия на благополучие людей и функционирование системы уголовного судопроизводства.

Хотя большая часть дискуссий, касающихся культуральных факторов в судебной психиатрии, концентрируется на проблемах этнических и расовых групп, стоит отметить, что система уголовного судопроизводства сама по себе является культуральным институтом, основывающимся на специфических концепциях, перспективах и ценностях, которые могут находиться не в полной гармонии с другими культурными традициями. Такая дисгармония имеет место в отношении к смертной казни, практикуемой лишь в одной из стран Запада – США. Для объяснения живучести смертной казни, которую так много стран считают морально неприемлемой, необходимо адресоваться специфике культурных ценностей и установок американского общества.

Культура и контекст

Обсуждение значимости культурного фона и опыта при выборе наказания поднимает ряд сложных теоретических и практических вопросов.

В какой степени принадлежность правонарушителя к определенной культуре обосновывает ссылки на (1) уменьшенную способность осуществлять моральное разграничение между правомерным и неправомерным поведением, (2) отсутствие криминального умысла или намерения или (3) другие смягчающие обстоятельства, могущие повлиять на приговор? Ответ на каждый из этих вопросов до некоторой степени различен.

Способность к моральным оценкам зависит не только от отсутствия нарушений в когнитивно-эмоциональной сфере, но и от усвоения неписанных правил и системы ценностей, контролирующих мораль местного сообщества. Исключая наиболее тяжкие преступления, наказанием за которые может быть смертная казнь, ценностные различия, существующие в разных культурах, легко признаются. Например, у подвергавшегося насилию человека из-за сужения внимания и интенсивных эмоциональных переживаний может нарушиться способность осмысливать последствия своих действий.

Произвольные поступки формируются на основе сложной матрицы социальных, психологических и биологических процессов, каждый их которых может связывать прошлый опыт с настоящим поведением. Культуральные различия в воспитании детей и концепциях личности могут вести к различиям в эмоциональных переживаниях, самоконтроле, объяснении поступков [17]. Всякий исчерпывающий анализ истоков поведения, таким образом, должен включать в себя культурное измерение. Эта необходимость в особенности справедлива в отношении мотивации, произвольных желаний, умысла и контроля, являющихся решающими факторами при установлении степени вины за действия, причиняющие вред, и выборе соответствующего метода социального реагирования.

И социальный, и психологический анализ наводят на мысль, что существует множество ступеней произвольности и контроля поведения – ключевых элементов при оценке степени сформированности умысла [18]. Нам необходимо детальное понимание роли культуры в процессе когнитивной деятельности, как в норме, так и в патологии, чтобы понять, когда и при каких обстоятельствах правонарушители могут быть частично оправданы с учетом того, что культура, к которой они принадлежат, оказала [негативное] влияние на их способность сформировать преступный умысел или управлять своим поведением.

Во многих случаях речь идет не о том, что определенное деяние было совершено и не о степени сформированности умысла или контроля [поведения], но о том, насколько важен и значим смысл данного деяния для лица, его совершившего. Культура облекает проблемы в определенную форму и знакомит нас с категориями и концепциями, благодаря которым мы систематизируем и понимаем наши собственные поступки.

Например, мама – японка, пытающаяся убить своего ребенка и себя, возможно, следует культурной модели otaku (совместный суицид), т.к. согласно данным культурным представлениям жизни матери и ребенка взаимосвязаны [19]. Умысел в таком случае - не убийство, как самостоятельный акт, но завершение суицида, в который ребенок включен как продолжение матери. Понимание этого имеет значение для оценки вины и вероятности совершения других актов насилия в будущем.

Дополнение поступков человека культуральным контекстом делает его поведение и суждения более понятными. В итоге, это помогает судье воссоздать в своем воображении аффективную логику культурного мира обвиняемого [20,21]. Более активное сопереживание может способствовать лучшему пониманию основ поведения данного лица; в свою очередь, такое понимание способно повлиять на оценку его/ее виновности. Какое значение следует придавать страданиям личности и общества при оценке степени ответственности данного человека? По этому вопросу существует широкий спектр точек зрения. Некоторые утверждают, что люди, подвергавшиеся издевательствам и избирательной и несправедливой дискриминации, не могут признаваться в полной мере ответственными за свои последующие действия. В какой степени мы осознаем, что издевательства и мучения изменяют способность человека правильно, ясно и глубоко воспринимать окружающее, формировать намерения и контролировать свое поведение, в той же степени мы можем желать смягчения наказания. Однако сама жизнь в травматизирующей и неблагоприятной социальной среде per se не может быть достаточной причиной для изменения приговора. Должно быть доказано, что неблагоприятные факторы оказали прямое негативное влияние на способность человека формировать и реализовать преступный умысел и осуществлять контроль своего поведения.

Культуральное понимание или расовое стереотипирование?

Поскольку все мы принадлежим к той или иной культуре, проблемы, связанные с культурой стоят не только перед представителями каких-то определенных этнических групп, но являются общими. Социальные и культуральные составляющие могут быть обнаружены в основе всякого поведения, действия или события. Почему же тогда культуральные объяснения должны предлагаться только в некоторых случаях? Определенно, это имеет отношение к допущению, что право уже основывается на неком запасе молчаливо признаваемых культуральных знаний, разделяемых всеми, имеющими общую культурную основу. Это знание культурного фона является частью как повседневного морального мышления, так и формального понимания права, - в обоих случаях используется аргументация, основывающаяся на вербальных моделях или шаблонах [22]. Такие речевые шаблоны, обычно, представляют ценности и перспективы доминирующей культуры просто в качестве здравого смысла и, таким образом, скрывают культурный контекст моральной и правовой аргументации [23]. Отношение к культуре строится на принципах тождества и исключения. Определенные лица или общественные группы опознаются как «другие» в соответствии с историей, нормами и ценностями доминирующего сообщества и его институтов. Поэтому полное понимание их поведения возможно лишь в контексте той культуре, к которой принадлежат упомянутые лица или группы.

Утверждение, что культура влияет на поступки людей или формирует поведение, не только проливает свет на некоторые исторические и контекстуальные источники поведения, но также изолирует и разделяет общественные группы. По самой своей сути объяснения с точки зрения культуры являются объяснениями действий отдельного человека с позиции коллективных ценностей и опыта. Использование культуры как защиты [от уголовного наказания] хотя и направлено на выявление коллективных корней в «самости» индивидуума, его опыте, поступках, может, тем не менее, способствовать усилению стереотипов в отношении целых групп или сообществ и стигматизировать их [16].

Например, в 1988 г. в [канадской провинции] Квебек, судья Monique Dubreuil приговорила двух мужчин, обвинявшихся в групповом изнасиловании молодой женщины к 100 часам общественных работ и 18 месяцам домашнего ареста. Обвинение просило от 4 до 5 лет лишения свободы [24]. Основной причиной столь мягкого приговора судьи была «чувствительность к культуре». И молодая женщина, и правонарушители эмигрировали в Канаду из Гаити, и судья заявила: «Отсутствие сожаления [о содеянном] у двух обвиняемых, мне кажется, в большей степени связано с культурным контекстом, в особенности, касающимся отношения к женщинам, чем с сексуальной проблемой в полном смысле этого слова» (ссылка 24 в переводе автора с французского на английский). Защитники прав женщин, так же как и многие в гаитянской общине Монреаля, были возмущены. В сущности, во имя «чувствительности к культуре» целая социальная группа подверглась стигматизации, и в отношении ее сформировался отрицательный стереотип. Суть проблемы состоит в том, что необходимо найти способ отношения к культуре и сообществу, который бы признавал самобытность, но не допускал стереотипизации и «эссенциализации» (сведения сложности характеристик группы или индивидуума к одной сущностной характеристике) [25]. Такое упрощение может быть достигнуто лишь путем детального анализа, выявляющего связи между прошлым и существующим социальным контекстом и поступками. В своем обсуждении защиты на основании культуры Anne Renteln [2] использует принятый ЮНЕСКО взгляд на культуру, как «традиционную культуру» группы, однако в современном мире большинство людей живут «между культурами», формируя свои особые гибридные идентичности, в которых их взаимоотношения с землячеством и отношение к традициям смещены, неопределенны, и часто спорны [26]. Более того, культура сама не может быть понята без учета энергетики взаимоотношений между группами меньшинств и доминирующим обществом.

Подход к культуре с точки зрения энергетической динамики межгрупповых отношений и гибридности препятствует тенденциям отчуждения и стереотипизации «другого» и показывает направления, по которым культура осуществляет свое воздействие: не только трансформируя человеческий мозг [27], но, в еще большей степени, формируя и обосновывая общественные институты и социальные привычки. [28].

Заключение

По мере того как наши страны становятся все более культурно-разнообразными, мы должны быть уверены, что стремление уважать разницу и многообразие культур не приводит к отчуждению «других». Ложная благотворительность может невольно сделать людей гражданами второго сорта и затруднить их интеграцию в общество. Быть частью мультикультурного сообщества означает подчиняться тем же юридическим правилам, что и остальное общество. Однако, как и в случае оказания психиатрической помощи, истинная справедливость не означает, что всякий человек получает точно то же лечение, что и другой, вне зависимости от способности понимать его необходимость и поддаваться лечению. Для системы уголовного судопроизводства внимание к культуре трансформируется в возможность более эффективного достижения ею своих целей, включая предотвращение правонарушений и реабилитацию. Культуральная информированность должна в равной степени сочетаться с политической дальновидностью, прослеживающей влияние последствий клинических и судебных решений на большое общество. В конечном счете, культура не является чем-то, принадлежащим исключительно человеку, относящемуся к определенной группе социального меньшинства, она пронизывает всю судебную систему.

Библиографические ссылки

  1. Golding MP: The cultural defense. Ratio Juris 25:146-58, 2002
  2. Renteln AD: The Cultural Defence. New York: Oxford University Press, 2004
  3. Kymlicka W: Multicultural Citizenship. Oxford, UK: Oxford University Press, 1995
  4. Ross R: Returning to the Teachings: Exploring Aboriginal Justice. Toronto:Penguin Books, 1996
  5. Drummond SG: Incorporating the Familiar: An Investigation Into Legal Sensibilities in Nunavik. Montreal, Buffalo: McGill-Queen’s University Press, 1997.
  6. Finkielkraut A: In the Name of Humanity: Reflections on the Twentieth Century. New York: Columbia University Press, 2000
  7. Ignatieff M: The Rights Revolution. Toronto: House of Anansi Press, 2000
  8. Boehnlein JK, Schaefer MN, Bloom JD: Cultural considerations in the criminal law: the sentencing process. J Am Acad Psychiatry Law 33:335-41, 2005
  9. Kirmayer LJ, Groleau D, Guzder J, et al: Cultural consultation: a model of mental health service for multicultural societies. Can J Psychiatry 48:145-53, 2003
  10. Kirmayer LJ, Rousseau C, Jarvis GE, at al: The cultural context of clinical assessment, in Psychiatry (ed 2). Edited by Tasman A, Lieberman J, Kay J. New York: John Wiley & Sons, 2003, pp 19-29
  11. American Psychiatric Association: Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders: DSM-IV-TR (ed 4). Washington, DC: American Psychiatric Association, 2000
  12. Group for the Advancement of Psychiatry: Cultural Assessment in Clinical Psychiatry. Washington, DC: American Psychiatric Press, 2002
  13. Lewis- Fernandez R, Diaz N: The cultural formulation: a method for assessing cultural factors affecting the clinical encounter. Psychiatr Q 73: 271-95, 2002
  14. Verdun-Jones SN: Forensic psychiatry, ethics and protective sentencing: what are the limits of psychiatric participation in the criminal justice process? Acta Psychiatr Scand 399: 77-82, 2000
  15. Bonnie RJ: The American Psychiatric Association’s resource document on mental retardation and capital sentencing: implementing Atkins v Virginia. J Am Acad Psychiatry Law 32:304-8, 2004
  16. Hicks JW: Ethnicity, race, and forensic psychiatry: are wecolor-blind? J Am Acad Psychiatry Law 32:21-33, 2004
  17. Markus HR, Kitayama S: Models of agency: sociocultural diversity in the construction of Action. Nebr Symp Motiv 49: 1-57, 2003
  18. Bennett MR, Hacker PMS: Philosophical Foundation of Neuroscience.Malden, MA: Blackwell Publishers, 2003
  19. Takahashi Y, Hirasava H, Koyama K, et al: Suicide in Japan: present state and future directions for prevention. Transcultur Psychiatry 35:271-89, 1998
  20. Kirmayer LJ: Failures of imagination: the refugee’s narrative in psychiatry. Anthropol Med 10: 167-85, 2001
  21. Kirmayer LJ: Empathy and alterity in cultural psychiatry. Ethos, in press
  22. Bruner J: Making Stories: Law, Literature, Life. NewYork: Farrar, Straus and Giroux, 2002
  23. Geertz C: Local Knowledge. New York: Basic Books, 1983
  24. Bilge S: La ‘différence culturelle’ et le traitement au pénal de la violence à l’endroit des femmes minoritaires: quelques exemples canadiens. Int J Victimol 3, 2005. Available at www.jidv.com/BILGE-S-JIDV2005_10.htm
  25. Appiah A: The Ethics of identity. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2005
  26. Eriksen TH: Between universalism and relativism: a critique of the UNESCO concept of Culture, in Culture and Rights: Anthropological Perspectives. Edited by Cowan JK, Dembour M-B, Wilson RA. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 2001, pp 127-48
  27. Wexler BE: Brain and Culture: Neurobiology, Ideology, and Social Change. Cambridge MA: MIT Press, 2006
  28. Kirmayer LJ: Beyond the ‘new cross-cultural psychiatry’: cultural biology, discursive psychology and the ironies of globalization. Transcult Psychiatry 43: 126-44, 2006

>>