Из практики Верховного суда Российской Федерации

Ю.Н.Аргунова

Для успешного решения вопросов на стыке права и психиатрии, эффективной защиты законных интересов граждан с психическими расстройствами, повышения результативности законотворческого процесса, полноценной преподавательской деятельности целесообразно систематическое изучение судебной практики.

Постановления Пленума Верховного Суда РФ, призванные давать разъяснения по применению норм материального и процессуального права, ожиданий, увы, не оправдывают, они малосодержательны, разъяснения наиболее сложных и спорных вопросов в них, как правило, отсутствуют.

Обзоры кассационной и надзорной практики в этом плане более информативны, т.к. отражают однозначную позицию Верховного Суда по разрешению конкретных дел. Обзоры судебной практики завершаются обычно серией вопросов и ответов, в которых предлагается решение того или иного вопроса (казуса), но уже без привязки к конкретному случаю. Такие решения, однако, после их всестороннего анализа представляются, порой, небезупречными.

Разумеется в обязательном порядке следует быть в курсе принимаемых Верховным Судом РФ решений о признании недействующими (полностью или частично) нормативных правовых актов в рамках ст. 251-253 ГПК РФ.

Ранее на страницах рубрики «Психиатрия и право» мы уже ссылались для обоснования своей позиции на определения Верховного Суда РФ, в частности о признании частично не действующей ст. 52 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан, касающейся вопросов судебной экспертизы[1]. Возьмем за правило и в дальнейшем знакомить читателей НПЖ с документами Верховного Суда РФ. В этой публикации остановимся на четырех из них.

I

Верховный Суд РФ своим решением от 29 января 2007 г.[2] признал недействующими абзац 2 пункта 18 и абзац 3 пункта 24 Положения о психоневрологическом интернате, утвержденного приказом Министерства социального обеспечения РСФСР от 27 декабря 1978 г. № 145. С момента вступления в законную силу решения суда (с 12 апреля 2007 г.) не подлежат применению, следовательно, нормы, предусматривающие:

- обязательное хранение паспорта гражданина, проживающего в интернате, в канцелярии интерната;

- контроль со стороны администрации интерната и медицинских работников за правильным и целесообразным расходованием заработанных средств теми лицами, которые не признаны недееспособными или ограниченно дееспособными.

Это мало доступное для ознакомления граждан Положение, как следует из решения суда, является действующим, несмотря на то, что оно было принято еще в 1978 г., содержит архаичную лексику и до сих пор не приведено в соответствие со вступившими в силу в 1995 г. частью первой Гражданского кодекса РФ, ФЗ «О социальном обслуживании граждан пожилого возраста и инвалидов» и другими правовыми актами.

Понятно, что отобрание администрацией ПНИ паспорта у принятого в интернат престарелого или инвалида, а также контроль за расходованием средств лицами, которые, как указывается в абз. 3 ст. 24, «в силу особенностей заболевания не могут рационально расходовать заработанные деньги» являются в определенном смысле превентивными мерами по недопущению совершения этими лицами не вполне осознанных действий в ущерб себе. Однако эти универсальные для всех проживающих в ПНИ граждан правила противоречат законодательству, они не могут распространяться на дееспособных граждан и, более того, как свидетельствует практика, служат предпосылкой для злоупотреблений со стороны администрации ПНИ.

II

Не вполне очевидным в гражданском праве является ответ на вопрос о возможности признания недееспособным вследствие психического расстройства несовершеннолетнего лица.

Как известно, в силу п. 1 ст. 21 ГК РФ гражданская дееспособность возникает в полном объеме с наступлением совершеннолетия, т.е. по достижении 18-летнего возраста. Из этого, на первый взгляд, может следовать, что нельзя лишить человека того, чем он в полной мере не обладает или обладает лишь частично.

Вместе с тем п. 4 ст. 26 ГКРФ в отношении несовершеннолетнего в возрасте от 14 до 18 лет предусматривает возможность ограничения или лишения его права самостоятельно распоряжаться своим заработком, стипендией или иным доходом, за исключением случаев, когда такой несовершеннолетний приобрел дееспособность в полном объеме до 18 лет в соответствии с п. 2 ст. 21 (со времени вступления в брак) или ст. 27 ГК РФ (со времени начала трудовой деятельности по достижении 16 лет).

По утверждению Верховного Суда РФ[3], ч. 1 ст. 29 ГК РФ, предусматривающая признание гражданина недееспособным вследствие психического расстройства, когда он не может понимать значения своих действий или руководить ими, не содержит ограничений относительно возраста гражданина, которого можно признать недееспособным.

Следовательно, несовершеннолетний в возрасте от 14 до 18 лет, страдающий психическим расстройством, может быть признан судом недееспособным (в том объеме дееспособности, которым он наделен в соответствии со ст. 26 ГК РФ).

К этому заключению Верховного Суда можно добавить, что в отношении малолетних (несовершеннолетних, не достигших 14 лет) вопрос о признании их недееспособными ставиться не может.

III

Разнобой в правоприменительной практике возникает при решении вопроса о том: может ли дело о признании гражданина недееспособным быть возбуждено по заявлению прокурора?

Проведя анализ правовых норм Верховный Суд пришел к выводу, что дело о признании гражданина недееспособным по заявлению прокурора возбуждено быть не может[4].

Свой вывод Верховный Суд обосновывает ссылкой на ч. 2 ст. 281 ГПК РФ, в которой указывается, что дело о признании гражданина недееспособным может быть возбуждено на основании заявления членов его семьи, близких родственников, органа опеки и попечительства, психиатрического или психоневрологического учреждения. Прокурор в данный перечень не входит. Приведенная норма, по утверждению Верховного Суда, является специальной, регулирующей порядок возбуждения гражданского дела именно данной категории, поэтому общая норма о возбуждении гражданского дела на основании заявления прокурора, установленная ч. 1 ст. 45 ГПК РФ, в данном случае не применяется. При этом Верховный Суд подчеркивает, что согласно ч. 1 ст. 284 ГПК РФ заявление о признании гражданина недееспособным суд рассматривает с участием прокурора, который дает свое заключение.

Позиция Верховного Суда РФ по данному вопросу представляется весьма уязвимой. На наш взгляд, прокурор вправе подать такое заявление, а суд при наличии к тому оснований обязан принять его к рассмотрению. Аргументов в пользу такого вывода можно привести несколько.

Во-первых, ч. 1 ст. 45 ГПК РФ предусматривает право прокурора обратиться в суд с заявлением в защиту прав, свобод и законных интересов отнюдь не любых граждан, а только тех, которые по состоянию здоровья, возрасту, недееспособности и другим уважительным причинам не могут сами обратиться в суд.

Под эту категорию как раз и подпадают лица с тяжелыми психическими расстройствами в силу того, что, с одной стороны, они могут постоять за свои права именно по причине состояния здоровья, а с другой стороны, институт недееспособности и опеки собственно и преследует цель защиты прав и интересов психически больных граждан. Таким образом, презюмируется, что, подавая в суд заявление о признании больного недееспособным, прокурор тем самым выступает в защиту его прав.

Во-вторых, считая недопустимым возбуждение дела о признании гражданина недееспособным по заявлению прокурора, Верховный суд обходит молчанием вопрос о допустимости инициирования прокурором дела о признании лица вновь дееспособным, вероятно, не подвергая сомнению легитимность такого заявления.

Однако в этом случае Верховный Суд проявляет непоследовательность, т.к. в ч. 2 ст. 286 ГПК РФ (признание гражданина дееспособным) опять-таки перечислены лица, по заявлению которых дееспособность лица может быть восстановлена. Прокурор в этом перечне, как и в перечне ч. 2 ст. 281 ГПК, на которую сослался Верховный Суд, также отсутствует.

Кроме того ч. 1 ст. 45 ГПК РФ на этот раз прямо указывает на право прокурора обращаться в суд с заявлением в защиту прав недееспособного, в т.ч., как представляется, и по вопросу восстановления его дееспособности.

Следует также учитывать еще и тот факт, что в законодательном регулировании вопроса о том, кто вправе подать заявление в суд о признании лица дееспособным имеет место коллизия норм материального и процессуального права: если ч. 2 ст. 286 ГПК наделяет этим правом опекуна, членов семьи лица, психиатрическое или психоневрологическое учреждение, орган опеки и попечительства, то ст. 40 ГК РФ ограничивает этот перечень опекуном и органом опеки и попечительства.

В-третьих, не убедительной представляется ссылка Верховного Суда для усиления своей позиции на то обстоятельство, что мол дела о признании гражданина недееспособным согласно ч. 1 ст. 284 ГПК РФ все равно рассматриваются с участием прокурора, который дает свое заключение.

Верховный Суд при этом закрывает глаза на то, что в соответствии с ч. 3 ст. 45 ГПК неявка прокурора, извещенного о времени и месте рассмотрения дела, не является препятствием к разбирательству дела. Прежнее гражданско-процессуальное законодательство (ст. 261 ГПК РСФСР) содержала правило об обязанности прокурора участвовать в судебном заседании по делам данной категории. Такое «послабление» в новом Кодексе, безусловно, не на пользу делу защиты прав и законных интересов лиц с психическими расстройствами, т.к. оно не обеспечивает возможности в полной мере использовать для этой цели возложенные на прокурора полномочия.

Позиция Верховного Суда, не позволяющая судьям возбуждать дела о признании гражданина недееспособным по заявлению прокурора, выполняющего правозащитные функции, усугубляет эту ситуацию.

В-четвертых, данное Верховным Судом разъяснение о месте прокурора в делах о недееспособности оставляет открытым вопрос о том, вправе ли прокурор обратиться в суд с иском о признании недействительной сделки, совершенной гражданином, не способным понимать значение своих действий или руководить ими (ст. 177 ГПК РФ).

Следуя логике Верховного Суда, прокурор и в этом случае не может заступиться в суде за гражданина с психическим расстройством (например, продавшего по недомыслию свою квартиру и оказавшегося на положении лица БОМЖ), т.к. в ст. 177 определен свой перечень лиц, которые могут подать иск в суд (сам гражданин либо иные лица, чьи права и интересы нарушены в результате такой сделки), и прокурор в нем не значится.

Верховному Суду РФ при подготовке своих разъяснений следовало бы исходить из комплексного подхода к анализу правовых норм.

IV

Весьма редко применяемой в судебно-следственной практике является ст. 128 УК РФ «Незаконное помещение в психиатрический стационар».

Диспозиция этой статьи сформулирована слишком широко, имеется неопределенность в понятиях и признаках состава данного преступления. Отсюда – затруднения в квалификации деяния, в определении его стадий и момента, с которого преступление можно считать оконченным. Нет полной ясности в вопросе о том: с какого момента начинается процесс помещения (со стадии подписания путевки на госпитализацию в ПНД, применения мер принуждения (стеснения) при посадке в автомобиль скорой психиатрической помощи, водворения в палату больницы по решению дежурного врача приемного покоя или, наконец, после «санкционирования» госпитализации врачебной комиссией в течение 48 часов)? В связи с этим возникают споры о том, кто должен нести ответственность за незаконное помещение: врач ПНД, бригада «перевозки», дежурный врач ПБ, комиссия врачей? Как быть с наказанием недобросовестных родственников, работников милиции и т.д.

Не удивительно, что до суда доходят лишь самые вопиющие из таких дел. По одному из них приговор вступил в законную силу.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ определением от 16 мая 2006 г. № 5-006-38[5] сочла обоснованным признание виновным врача Джафаровой в незаконном помещении Лебеденко в психиатрический стационар с использованием своего служебного положения (ч. 2 ст. 128 УК РФ).

Джафарова – зав. отделением психиатрического стационара 19 декабря 2005 г. осуждена Мосгорсудом по ч. 2 ст. 128 УК РФ к 6 годам лишения свободы с лишением права занимать должности в системе здравоохранения, связанные с выполнением организационно-распорядительных функций, а также должности, связанные с врачебной или иной медицинской деятельностью, на срок 3 года. По данному делу осуждена также группа из шести лиц за совершение похищения потерпевшего Лебеденко, его незаконное лишение свободы, грабеж, кражу, убийство, за создание банды и участие в ней.

Как следует из материалов дела, похищение Лебеденко было тщательно спланировано, к совершению преступления были привлечены работники милиции, чтобы придать видимость законности совершения действий в отношении потерпевшего, подыскан психиатрический стационар в Чеховском районе Московской области с такими условиями содержания больных, которые бы исключили возможность побега Лебеденко. Изначально группой преследовалась цель сломить психическое сопротивление потерпевшего и получить от него письменное разрешение на продажу дома и земельного участка в пос. Барвиха Московской области, и эта цель была ими достигнута, после чего, чтобы скрыть похищение и незаконное помещение в психиатрический стационар Лебеденко, ими было совершено его убийство и дополнительно предприняты меры к сокрытию трупа потерпевшего.

В судебном заседании Джафарова виновной себя не признала. В кассационной жалобе она утверждала, что Лебеденко был помещен в психиатрический стационар на законных основаниях, т.к. с 1978 г. он страдал серьезным психическим расстройством, ранее неоднократно помещался в психиатрические больницы Москвы, вел себя неадекватно с близкими родственниками, которые обратились с просьбой о помещении его в стационар, сам Лебеденко дал письменное согласие на госпитализацию, никто из посторонних лиц в стационаре его не охранял, само помещение в стационар производил дежурный врач без какого-либо ее участия, она выполняла в отношении Лебеденко только обязанности лечащего врача, проводила лечение и после улучшения состояния здоровья Лебеденко выписала его из стационара. Выводы суда о ее виновности, по мнению Джафаровой, не основаны на фактических обстоятельствах дела. Указанные в приговоре статьи Закона о психиатрической помощи к ней никакого отношения не имеют, должностные инструкции она не нарушала. Приговор не соответствует, по ее мнению, требованиям ч. 1 ст. 307 УПК РФ, т.к. в нем не раскрыты форма вины, мотив и цель преступления, не расшифровано, в чем выразилось нарушение указанных в приговоре статей Закона.

Она также считала, что судом неправильно применен уголовный закон, - она не является субъектом преступления, предусмотренного ст. 128 УК РФ, т.к. направление больного или его госпитализация в стационар в ее служебные обязанности не входили. При помещении Лебеденко в стационар она не использовала свое служебное положение.

Джафарова просила учесть ее семейное положение, безупречную трудовую биографию и, в случае невозможности отмены приговора и прекращения уголовного дела, назначить ей наказание, не связанное с лишением свободы, при этом обратить внимание, что ей, по ее мнению, незаконно назначено два альтернативных дополнительных наказания.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ 16 мая 2006 г. оставила приговор без изменения, а кассационную жалобу Джафаровой без удовлетворения, указав следующее.

Выводы суда о виновности Джафаровой в незаконном помещении Лебеденко в психиатрический стационар соответствуют фактическим обстоятельствам дела и основаны на совокупности исследованных в судебном разбирательстве доказательств.

Утверждение Джафаровой о том, что Лебеденко был помещен в психиатрический стационар на законных основаниях, противоречит материалам дела. Как следует из показаний свидетелей, длительное время близко знавших Лебеденко, он каким-либо психическим расстройством не страдал, что подтверждается имеющимися в деле справками наркологического и психоневрологического диспансеров о том, что Лебеденко «на учете» в этих учреждениях не состоял, и выводами амбулаторной заочной СПЭ, проведенной по материалам дела.

Кроме того, и фактические обстоятельства помещения Лебеденко в психиатрический стационар прямо указывают на то, что оснований для госпитализации Лебеденко у Джафаровой как зав. отделением не было. Так, Лебеденко поступил в стационар под другой фамилией, а его личные документы, как утверждал осужденный по этому делу Саркисян, он передал Джафаровой. Кроме этого, вместе с Лебеденко в одну палату были помещены лица, охранявшие его по указанию Саркисяна. Это пояснил в судебном заседании осужденный Читанава, неоднократно посещавший их в стационаре.

В связи с этим ссылки Джафаровой в жалобе на выводы амбулаторной заочной СПЭ о правильности диагноза, указанного в истории болезни Лебеденко, проходившего в стационаре под фамилией Волков, являются несостоятельными. Напротив, эти выводы свидетельствуют о том, что Джафарова, внося записи в историю болезни Волкова (Лебеденко), соответствующие указанному ею же диагнозу, таким образом намеревалась скрыть незаконность помещения Лебеденко в стационар.

О том, что Джафарова дала распоряжение о помещении Лебеденко и охранявших его лиц в 1-е мужское отделение психиатрического стационара, которым она заведовала, свидетельствуют показания дежурного врача Шлюкова. Несмотря на пояснение указанного свидетеля о том, что, возможно, этих «больных» он направил на госпитализацию по просьбе Джафаровой, суд с учетом всех обстоятельств дела правильно расценил показания этого свидетеля как доказательство причастности Джафаровой к совершению преступления.

Соглашаясь с выводом суда о том, что в психиатрический стационар был помещен заведомо психически здоровый человек, Судебная коллегия признала необоснованными ссылки осужденной на заключение судебно-почерковедческой экспертизы, подтверждающее письменное согласие Лебеденко на свою госпитализацию. Во-первых, в заключении экспертов нет вывода о том, что запись о согласии на госпитализацию была выполнена рукой Лебеденко, а, во-вторых, о получении такого согласия речь может идти только в отношении лиц, страдающих психическим расстройством, к которым Лебеденко не относится.

Как отмечается в определении Судебной коллегии, суд правильно указал в приговоре, что при помещении Лебеденко в психиатрический стационар осужденной Джафаровой были допущены нарушения ч. 2 ст. I, ст. II, ч.ч. 1, 3, 5 ст. 28 и ст. 29 Закона РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании», поскольку именно этими статьями предусмотрен порядок добровольной и «принудительной» госпитализации лиц, страдающих психическими расстройствами.

Доводы кассационных жалоб осужденного Саркисяна о том, что ему не было известно о должностном положении Джафаровой, противоречат материалам дела. Из показаний Саркисяна, которые он давал на предварительном следствии, видно, что его знакомая Огиря договорилась о госпитализации с заведующей одним из отделений ПБ, которой и являлась Джафарова.

По утверждению Судебной коллегии, обстоятельства помещения Лебеденко в психиатрический стационар были исследованы судом полно и всесторонне. Правовая оценка действиям осужденной по ч. 2 ст. 128 УК РФ дана судом правильно. Наказание Джафаровой, связанное с лишением свободы, назначено с учетом характера и степени общественной опасности совершенного ею преступления. Именно после незаконного помещения Лебеденко в психиатрический стационар с целью скрыть это преступление было совершено его убийство.

Приведенные нами материалы Верховного Суда РФ по нескольким вопросам правового регулирования и правоприменения не только содержат юридически значимую информацию, но и дают повод для серьезных размышлений как в среде юристов, так и специалистов, участвующих в оказании психиатрической помощи и правозащитной деятельности.

Примечания

[1] Независимый психиатрический журнал, 2005, № II. С. 46-51

[2] Российская газета, 2007, 26 мая

[3] Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за IV квартал 2005 г., утвержденный постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 1 марта 2006 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации, 2006, № 5. С. 29-30.

[4] Обзор судебной практики Верховного Суда РФ за II квартал 2004 г., утвержденный постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 6 октября 2004 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации, 2005, № 1. С. 25

[5] Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации, 2007, № 3. С. 30-31